Летти резко развернулась на каблуках и решительно направилась к нему. На ней были ее неизменные джинсы, ковбойка и ботинки, как будто она в любой момент была готова вскочить в седло. Хотя Коул не мог вспомнить, чтобы когда-нибудь видел ее верхом.

 – Он все делает не так, как я велела! – продолжала возмущаться она, подходя к Коулу.

 – Альфредо снабжает нас свежими овощами Бог знает сколько лет. Вряд ли ему нужны твои указания.

 – Но я велела ему, чтобы…

 – Заходи и налей нам по стакану холодного чая. Я хочу с тобой поговорить.

 – Это ты уже сказал. Какие уж у тебя срочные дела, что нельзя подождать? И вообще, что ты здесь делаешь? Коди сказал, что тебя не будет неделю, а может, и больше. Что делается в Остине? Эти идиоты все еще не решили, чего им надо? Не могу поверить, что…

 – Летти!

 – Что?

 – Пусть политики разбираются без нас.

 Хорошо?

 Она повернулась и отправилась на кухню своей деревянной походкой.

 Коул покачал головой. Хотелось бы знать, что сделало эту женщину такой злой и суровой? И она всегда была такой, сколько он ее помнил. Правда, он никогда не позволял, чтобы ее настроение переносилось на него. Подобное отношение к ней он перенял от отца – или не обращать на нее внимания, или молча терпеть.

 Он прошел за ней на кухню, и она налила при нем два больших стакана чая. В это время Энджи, их повариха, резала овощи в углу.

 – Как дела, Энджи? – спросил Коул. Энджи оглянулась и, увидев Коула, расплылась в улыбке.

 – А, это вы, Коул. А я и не знала, что вы здесь. Не хотите ли попробовать моего свежего печенья?

 Не успел он ответить, как Энджи извлекла из корзины горсть печенья и положила на тарелочку.

 – Большое спасибо, Энджи. У тебя правильный подход к мужчинам.

 Он услышал, как Летти фыркнула у него за спиной. Энджи поставила тарелочку с печеньем на поднос и протянула его Коулу. Коул добавил к ней стаканы с чаем и вслед за Летти вышел из кухни.

 – А куда это ты со всем этим направляешься?

 Обогнав ее, Коул бросил через плечо:

 – Я знаю куда идти, Летти. В кабинет. Когда Летти его догнала, он уже устраивался в большом кресле возле письменного стола, задрав ноги на его блестящую поверхность.

 – Коул, сними ноги со стола! Так не сидят. Боже мой…

 – Хватит, Летти, – сказал он, потянувшись к печенью. – Сядь. Нам надо поговорить.

 Она подошла и села на краешек кресла напротив, держась очень прямо.

 – Ну давай, говори.

 – Я хочу знать все о Тони Альваресе. Она замерла, уставившись на него так, будто он сказал что-то неприличное.

 – Что ты сказал?

 – Ты слышала.

 – Зачем тебе это?

 – Я хочу, чтобы ты рассказала мне абсолютно все о Тони Альваресе, – повторил он, чеканя каждое слово.

 – Мне нечего сказать.

 – Летти, ты пятнадцать лет управляешь этим ранчо железной рукой в железной перчатке. К сожалению, я сам это допустил. Правда, меня можно понять. Я был молод, убит горем, перегружен ответственностью, пытался получить образование и не ударить в грязь лицом. А теперь я хочу услышать от тебя, Летти, чем ты объяснишь свое поведение в то время?

 Она хотела было встать, но он так посмотрел на нее, что, едва приподнявшись, она медленно опустилась обратно и, казалось, приросла к своему креслу.