Что со мною происходило после того, как гроб с телом Полин уехал по рельсам в печь крематория и когда я к вечеру дотащился до дома, знает одна Настузя.

Целые сутки я стоял на коленях перед унитазом, выкорчевывая из себя по кусочкам внутренности, смывая их в канализацию с шумной водой. Сосуды в глазах полопались, и я стал похож на вурдалака, шатаясь ночью по дому и принюхиваясь в каждом углу, пытаясь обнаружить в них хотя бы запах Полин.

Настузя бродила за мною по пятам черной тенью и при возможности гладила меня ночной ладошкой по спине. Тогда я плакал совсем тихонько, уткнувшись в нянькину грудь и шепча бессвязные слова.

А в сочельник пришел бывший директор.

– Умерла? – удивился он, грея руки о пивную кружку с чаем. – Вот штука!..

Улыбаясь, он смотрел то на меня, то на Настузю и шмыгал замерзшим носом.

– Вероятно, я не буду больше к вам приходить в сочельник.

– Отчего же?

– Так нет ее больше.

– Есть я.

Он поставил недопитую кружку на стол и поплелся к дверям.

– А вы, молодой человек, мне не нужны!..

К девятому дню ее смерти, стоя у лунного окна, я вспомнил пророческие слова.

– Уж не знаю, прав ли я или мистифицирую, – говорил из прошлого пожилой следователь. – Но все женщины, встретившиеся вам на пути, закончат жизнь подобно бедной Бертран!

И подобно несчастной Полин, подумал я…

– Каплю перекиси! – попросил Hiprotomus.

– Минуту, – отозвался я, необычайно тронутый рассказом жука. – Вам побольше или поменьше?

– Еще немного, – прошептал он после того, как я смочил из пипетки шишку на руке.

– Как пожелаете…

Мой Hiprotomus отправился по волне своей памяти в чудесную страну, а я, отмассированный Лучшей Подругой, лежал, нежась в приятной истоме, и думал о вас, родная Анна. Как там вы? Как наша маленькая под сердцем?..

А потом я смотрел телевизор.

А потом пришел мой товарищ Бычков.

Если бы я не знал о том, что с ним происходит в последнее время, то, вероятно, подумал бы, что моего товарища съедает изнутри тяжелая болезнь, поедая в его могучем теле жировую прослойку.

Бычков похудел почти на треть. Одежда болталась на нем хламидой, а щеки, лишившись мясной подпорки, отвисли ненужной кожей над плечами.

Зато глаза его были наполнены озерами свежей воды и лучились в мою сторону небесной благодатью.

– Неужели нашел? – вскричал я.

Он помотал головой, но известил меня, что уже близок к своему счастию, так как обнаружился верный след.

– Ее видел полицейский патруль в Кусковском районе Санкт-Петербургской области, – рассказал Бычков. – Она ехала на телеге, запряженной старой кобылой, некогда в яблоках, а сейчас в расплывшихся по бокам пятнах. По этим пятнам полицейские и определили, что кобыла была старой. Ею управлял мужчина лет пятидесяти, от которого исходил холод.

– Это твои домыслы?

– Нет. Полицейские так и сказали – "от него перло холодом"!

– Ты думаешь, это был он?

– Да. Это был Эдерато. Я просто в этом уверен… Семь агентов разъехались по районам и разыскивают старую кобылу в яблоках. Ведь кому-то лошадка принадлежит и кто-то одолжил ее Эдерато.

Бычков сглотнул слюну и улыбнулся мне.

– Лошадь не человек, лошадь быстро найдут!.. Кстати, – он порылся в кармане и выудил из него почтовый конверт. – Вот – тебе. Валялся перед твоей дверью. Наверное, почтальон в ящик промахнулся.

– Положи на стол, позже прочту.

– Она была такая несчастная и ехала на телеге, понуря голову.