«Господи, — мысленно сказала мисс Дэнвил, — какая ужасная жара. И дым — дышать нечем. Если я сейчас же не уберусь отсюда, то упаду в обморок, это точно». Но она не двигалась, и, более того, в следующее мгновение поняла, что не может сдвинуться с места. Странное, но знакомое ощущение поднималось в ней: чувство священного восторга, смешанное в то же время с глубоким отчаянием. Время остановилось, и ей показалось, будто она уже бессчетное число веков находится в этом безвоздушном кубе, где табачный дым курится, словно благовоние, а на темном, сатанинском лице Иделмана, говорящем о смерти, зловеще мерцает свет настольной лампы. Убить мисс Кларк. Не было ли это ее предназначением, не об этом ли говорили ей голоса, которые она так часто слышала, но смысла посланий которых не могла понять? Теперь заговорил Господин, и смысл стал ясен.

— Боже милостивый! Что с вами? — вдруг воскликнул Иделман. — Почему вы так на меня уставились?

Чары рассеялись.

— Изыди, сатана! — хрипло закричала мисс Дэнвил. — Не поминайте имя Божие всуе! — И выбежала из комнаты.

— Кажется, я буду проклят! — пробормотал Иделман.

Он встал, осторожно закрыл дверь, которую она оставила распахнутой, и снова погрузился в работу.

Глава четвертая

Благородный поступок в столовой

Мистер Вуд работал в Службе обеспечения исполнения договоров, его стол стоял впритык к столу мистера Филипса, в углу, рядом с дверью, ведущей в отдел А. 14. Он не мог не слышать последних слов мисс Дэнвил и, когда она опрометью пронеслась мимо него, посмотрел на нее с удивлением.

— Боже милостивый! — сказал он соседу. — Вы заметили?

Мистер Филипс, который был неторопливым и добросовестным работником, нехотя поднял голову от своих бумаг.

— Заметил что? — спросил он. — А, мисс Дэнвил… Кажется, она очень спешила.

— Вы хотите сказать, что ничего не слышали? Мой дорогой друг, я был абсолютно прав насчет этой женщины. Она чокнутая!

Филипс посмотрел на него с мрачной озабоченностью.

— Уверяю, вы ошибаетесь, — сказал он. — Умственное расстройство — страшное бедствие для женщины, страшное.

— Ну если уж оно случается, то это равно страшно как для женщины, так и для мужчины, — ответил Вуд. — Я не хочу сказать, что мне не жалко бедняжку, но вчера вечером я лишь предположил, что она сумасшедшая, а сейчас уверен в этом. — Он взял клочок бумаги и стал что-то быстро записывать, бормоча: — Единственный недостаток, с моей точки зрения, состоит в том, что это слишком все упрощает.

Филипс, который обычно не любил, когда его отрывали от работы, на сей раз оказался готов продолжить разговор.

— Слишком упрощает? — переспросил он. — Безумие никак не может упростить что бы то ни было. Оно, напротив, все осложняет, сильно осложняет.

— Я вовсе не то имел в виду, — продолжая писать, усмехнулся Вуд. — «С моей точки зрения» — это с точки зрения писателя. Безумие убийцы все объясняет. Оно само по себе является мотивом и не требует от персонажа никаких иных мотиваций. Безумец может убить самого неожиданного человека. Это же проще простого.