— Да, я люблю его, — сказала она, и голос ее дрогнул. — Но что мне с этим делать?

— Вы не могли бы выйти за него замуж? — мягко спросила Энн. В этот момент она забыла весь свой страх перед Вивьен, она видела только страдающего человека.

— Но как? — спросила Вивьен, широко разведя руки в отчаянии. — Как я могу выйти замуж за человека без денег, без состояния, за человека, который не может дать мне ничего?

— За исключением любви.

— И любовь будет кормить и одевать нас? — спросила Вивьен, и в тоне ее появился горький цинизм. — Она даст нам машины и драгоценности, и возможность отдыхать на юге Франции? Будем ли мы в состоянии принимать друзей, жить по цивилизованным меркам? Сможет ли любовь обеспечить нас слугами и комфортабельным домом? Вы знаете, что нет.

Энн промолчала. Вивьен принялась ходить по комнате, крепко сжав руки, откинув назад голову, как бы не давая пролиться слезам из широко открытых глаз.

— Я люблю Доусона, — уже спокойнее сказала она, словно разговаривая с собой, — да, я люблю его. Я очень старалась разлюбить, вытравить даже воспоминание о нем. И все же по какой-то причине, которую я не могу постичь, продолжаю любить его. Почему, скажите мне, почему люди влюбляются? Он не красавец, не весельчак, не душа общества. Он серьезный, идеалист, он не интересуется людьми и вещами, которые нравятся мне. А те, кому он верен, нуждаются и страдают. Все это мне известно — все, что грубо, жестоко и неприятно, я хочу закрыть глаза на эту сторону жизни. И все-таки я люблю Доусона. Это глупо, это смешно, но я люблю его. — Вивьен остановилась и посмотрела на Энн: — Дура я, что говорю это вам. Как вы, должно быть, смеетесь надо мной! Я хотела женить на себе Джона — я и до сих пор думаю женить его на себе, если смогу увести от вас. Джон даст мне и деньги, и положение, и власть, и безопасность.

— А счастье?

— Я сумею быть счастливой, если получу все это. — В ответе Вивьен прозвучал вызов.

Энн ответила быстро:

— Даже если вы будете любить Доусона? Не обманывайте себя, вы будете несчастны. Вы принадлежите Доусону, а он вам. И случается так, что дела улаживаются, обстоятельства меняются. Знаете ли вы об этом?

— Я не хочу быть бедной, не хочу. — Вивьен почти кричала.

— Почему вы боитесь бедности? Когда вы счастливы, бедность не имеет значения.

— Вы не можете заставить меня поверить в это!

— Не буду даже пытаться, — ответила Энн. — Но могу сказать вам правду: я была очень счастлива всю мою жизнь, но мы были в то же время страшно бедны.

— Но вы совсем другая. — В голосе Вивьен слышалось презрение.

— Разве? Разве мы все не одинаковы в каких-то отношениях? Все мы люди, все хотим любить… и быть любимыми. — Когда Энн произнесла эти слова, она поняла, что они относятся к ней так же, как к Вивьен: все мы — люди.

Да, даже Вивьен — которой она так боялась, которая казалась такой враждебной, такой абсолютно чуждой всему, что Энн знала — даже она человек. Но та Вивьен, жесткая, насмешливая, себялюбивая, которая пугала ее со дня приезда в Галивер, сейчас превратилась в женщину, обезумевшую от страдания, в женщину, которая вдруг крикнула жалобно и искренне:

— Да, я хочу быть любимой! О Боже, что мне делать?

16

Вивьен неожиданно уселась на стул у туалетного столика, но на этот раз спиной к зеркалу и лицом к Энн.