— О, Майра! Привет. Это Энн!

— Энн, моя самая дорогая, у нас был такой чудесный день! Как ты думаешь, что мы видели?.. — В следующие две минуты Майра одним духом выпалила новости. Казалось, язык завяжется узлом от волнения, с которым она описывала удовольствия и радости, пережитые ею. Наконец она остановилась, чтобы перевести дыхание, и Энн получила возможность сказать:

— Я рада, дорогая, что вы так хорошо развлекались.

— А ты? Как Галивер?

— Огромный… и… и, разумеется, очень красивый.

— Просто умираю, хочу увидеть его. О Энн! Я бы хотела, чтобы ты была с нами сегодня.

— Вы скучали без меня? — В голосе Энн прозвучала тоска.

— Ну конечно! — ответ Майры успокаивал, но Энн чувствовала, что он не совсем правдив.

Она спросила о близнецах.

— Они едят, — сказала Майра. — Я не очень удивлюсь, если сегодня ночью им станет плохо: столько волнений плюс несколько кусков торта со сливками, который подали к чаю.

— Я позвоню завтра, — сказала Энн.

— Да, позвони, — ответила Майра. — Мы собираемся встать рано и пойти гулять. Не хотим потерять ни минутки. До свидания… и наслаждайся.

— До свидания, — сказала Энн.

Она положила трубку, но восторженный голос Майры все еще эхом звучал в ее ушах. Энн думала о близнецах. У них было так мало удовольствий, что даже небольшое застолье или приглашение к чаю обсуждали, комментировали и вспоминали долгое время после того, как событие состоялось. Сейчас все это они получили сразу — и без нее. Она чувствовала себя одинокой, отстраненной от всего милого сердцу. Конечно, это нехорошо и эгоистично с ее стороны, но она ничего не могла поделать. Она чувствовала себя такой потерянной!

В дверь постучали, и Энн, сообразив, что все еще сидит у телефона, вскочила.

— Войдите.

Это был всего лишь Джон.

— Я переоделся, — сказал он. — И хочу показать тебе сад. Или ты очень устала?

— Я ничуть не устала, — сказала Энн. — Но подожди, я сниму шляпу.

Она подошла к туалетному столику. Ее вещи были уже распакованы, и она взяла со стола простую щетку, которой пользовалась с детства.

— Мне следовало бы подарить тебе туалетные принадлежности, как ты считаешь?

Энн посмотрела на щетку, на расческу с двумя сломанными зубьями, на бедненькую коллекцию кремов для лица и на маникюрный набор.

— Возможно, они мне просто необходимы как твоей жене, — ответила Энн, но, увидев его лицо в зеркале, решила, что сказала что-то не то. Она убрала волосы со лба.

— Когда мы вернемся в Лондон, я хочу, чтобы ты сходила к хорошему парикмахеру, — сказал Джон. — Вивьен порекомендует кого-нибудь. Мне бы хотелось, чтобы ты носила волосы на прямой пробор. Возможно, я не прав, но в любом случае я бы хотел, чтобы ты попробовала.

Энн положила расческу на стол и открыла ящик стола, чтобы найти свежий платок. На какое-то время она не могла довериться своему голосу: вот он уже хочет изменить ее, сделать похожей на Вивьен.

«Почему, — в тысячный раз спрашивала она себя, — почему он женился на мне?»

8

Когда в дверь постучали, Энн, неподвижно сидевшая у окна, виновато вскочила, потом, потуже запахнув халат, пригласила:

— Войдите.

Вошла горничная — пожилая женщина, седые волосы которой, зачесанные назад, были аккуратно забраны под белый чепчик.