Никодимов сунул ему в лапу какую-то ассигнацию. Служка картинно расшаркался, отворил перед ними дубовую дверь и, семеня то с одного бока, то с другого, проводил до машины.
Машина — шестиместный «шевроле» бронзового цвета. Там их принял богатырь-водитель в кожаной кепке, как у Лужкова, и почему-то перепоясанный крест-накрест пулеметными лентами. Когда уселись, он бережно укрыл коленки старика коричневым пледом. По всему выходило, если Колдун и обеднел, как говорил Палыч, то еще не до крайности. Держался на уровне среднего вора-реформатора.
Все происходящее, начиная с рынка, Розе Васильевне не очень нравилось, но ей ли судить. Харитону виднее.
— Поехали, — Никодимов ткнул в спину водителя черным стеком. Склонился к Розе Васильевне: — Никому в городе не верь, красавица, кроме меня. Особенно не верь вот этому, Палычу. Давеча прислал ящик коньяку французского, а в бутылках обыкновенная сивуха. Шалавам лакать.
— Степан Степанович! — негодующе воскликнул Хомяков. — За что такое оскорбление?
— Ничего, скоро ответишь за все свои шалости, рожа неумытая. Своих грабишь? Мало я тебе благодетельствовал?
— Да ни сном ни духом! — Палыч аж порозовел от возмущения. — Сам пробу снимал. Но коли такой случай, мигом заменю.
— Как бы не опоздал, — зловеще посулил Колдун.
Выкатились в центр Федулинска, водитель почтительно уточнил:
— Куда прикажете, ваше благородие?
Старик вопросительно посмотрел на Розу Васильевну. Та сказала:
— Что же мы среди дня на машине к убежищу подкатим?
— Правильно мыслишь, — одобрил Никодимов. — Но когда с тобой Колдун, он сам за все про все решает. Твое дело соответствовать. Назови улицу и дом.
— Покажу… Вот в тот переулок пока…
Только свернули, как навстречу выдвинулся БМП, откуда высыпали человек пять бойцов в полумасках. Окружили «шевроле», наставив автоматы, подскочили к дверцам. Старший рявкнул:
— Выходи по одному! Руки за голову!
То ли под впечатлением упреков Колдуна, то ли еще почему-то, Хомяков неожиданно проявил себя законопослушным гражданином, резвым колобком выкатился из машины. Стража приняла его в кулаки, повалила на землю, слегка попинала, завернула ватник на голову, обыскала и швырнула на обочину.
Никодимов, морщась, протянул в открытую дверцу какую-то бумагу. Командир вгляделся, отступил на шаг, козырнул:
— Можете ехать! Звиняйте, батька.
Никодимов сказал раздраженно:
— Этого верните.
Двое бойцов подняли Палыча, отряхнули и сунули обратно в салон.
Водитель газанул, впритирку объехал БМП. Маленькое происшествие развеселило Колдуна.
— Ты что, совсем очумел, Палыч? Зачем из машины попер?
Хомяков поворошился на сиденье, тяжело дыша.
— Черт его знает.
— Ну и как себя чувствуешь?
— Да никак. Пару ребер вроде сломали… Ничего особенного. Наплевать.
— От кого ожидал, только не от тебя. Как ты еще до сих пор сохранился при такой сноровке.
Палыч расшатал и выплюнул изо рта три окровавленных зуба, аккуратно сложил в носовой платок и убрал в карман.
— Иной раз не угадаешь, как лучше, ей-богу. А ну, как фугасом бы пальнули?
Никодимов наставительно заметил:
— Самомнение у тебя большое, Палыч, зато умишка кот наплакал. С какой стати фугас, ежели у нас на машине красные номера?
— Значит, бес попутал, — признался Хомяков.
Прибыли на окраину, где на отшибе от домов темнело низенькое кирпичное строение, то ли амбар, то ли подстанция. Чтобы ни у кого не оставалось сомнения, на углах здания красовались крупные черные буквы «М» и «Ж». Видно, эти «М» и «Ж» давно никто не посещал, к кирпичной коробке вилась еле приметная тропка. |