Изменить размер шрифта - +
Как и было положено в их группе, последними отходили командир и его замок, пулеметчик и снайпер. Непрерывно стреляя, они сорвали новую атаку, положив, по крайней мере, девятерых и держались, держались, зацепившись зубами за эту землю и за эти позиции. Пули летели над головами, очень низко …

Когда сверху застучал пулемет, прикрывая их — начали отходить и они. Ползком — иначе было нельзя, нашпиговали бы как утку дробью за секунду, стоило только встать. Очередная мина разорвалась совсем рядом, болью обожгло плечо — но плевать, плевать потому, что можно идти, потому что рядом вертушка которая унесет их из этого ада, а разбираться будем потом. Все уже загрузились, навстречу лейтенанту тянулись руки, он добил магазин до конца — и сразу несколько рук рывком втащили его в вертолет. Скворцов обернулся, лязгнул брошенный пулемет — забросив пулемет, чтобы освободить руки, Шило лез в вертушку сам. Кто-то бил из автоматов через иллюминаторы, вертолет уже отрывался от земли, скользнула нога и …

Лужа крови, у самого люка. Темно-алая, почти черная лужа крови на грязном алюминии. Капли, ведущие дальше, вглубь отсека, кровавая дорожка из капель…

Лейтенант повернулся и увидел белое, мертвенно-белое лицо своего друга, «земели». Москвича Александра Кацавы. Грузина…

— Сашка…

Старший сержант Александр Кацава, Грузин, московский грузин, чей отец знал лично Окуджаву, и который мог бы отмазать сына от армии, но не стал этого делать… Старший сержант Кацава погиб у самой вертушки, прикрывая своим телом пленника. Снайперская пуля, пущенная с расстояния не меньше километра, вошла в шею, отрикошетив от самой кромки бронежилета. Он еще сделал шаг вперед, подтянулся — и упал на руки своих товарищей, уже в вертолете, заливая пол своей кровью.

Кто-то очень не хотел, чтобы пленник ушел живым…

 

Вашингтон, округ Колумбия. Центр исполнительских искусств имени Джона Ф. Кеннеди

 

Вечер 26 сентября 1986 года

 

Центр исполнительских искусств имени Джона Ф Кеннеди расположен на самом берегу реки Потомак, справа от знаменитой гостиницы Уотергейт. Построенный практически сразу после публичного убийства одного из самых харизматичных президентов в истории США, он представляет собой прямоугольное здание с золотистыми колоннами, в котором находится концертный зал небольшого (если сравнивать со стадионами) размера и выставочный зал, в котором постоянно работают выставки — в основном современного искусства. Центр Кеннеди — одна из наиболее престижных исполнительских площадок страны, выступить здесь считают за честь звезды первой величины. Здание является так же средоточием интересов политической и лоббистской элиты Вашингтона, тем более что рядом — знаменитый Уотергейт с его не менее знаменитым рыбным рестораном, столики в котором приходится бронировать не менее чем за две недели.

Как и у всякого солидного некоммерческого заведения — у центра Кеннеди есть попечительский совет — только входят в него в основном не бизнесмены — а политики. Синекура эта весьма почетная — помимо прочего, она дает возможность посещать все мероприятия Центра, не бронируя заранее мест и не покупая билетов. Конечно… полезность места в попечительском совете относительна, зависит в основном от интенсивности светской жизни. Но у конгрессмена от второго избирательного округа штата Техас, достопочтенного Чарльза Уилсона — интенсивность светской жизни была очень высокой, наверное выше, чем у любого другого публичного политика США.

Достопочтенный Чарльз Уилсон, конгрессмен от второго избирательного округа штата Техас был крайне нетипичным американским политиком и чем-то походил на Джона Ф. Кеннеди, в честь которого и был назван этот центр. Высокий (около двух метров), обаятельный бывший морской офицер, разведенный (для другого политика развод был бы политическим самоубийством, но не для Чарли), любитель светской жизни, алкоголя, наркотиков, доступных женщин, радикальный антикоммунист, один из ценнейших проводников интересов Израиля в Конгрессе, состоящий одновременно в двух ключевых комитетах Конгресса — по контролю за разведдеятельностью и бюджетном — он всей своей жизнью, каждой прожитой минутой — бросал вызов не то, что политической благопристойности — но казалось, что самому Богу.

Быстрый переход