|
Генерал уль-Хак был осторожен, он не раз и не два высказывался против эскалации афганского противостояния, продолжить его уговаривали американские друзья — но делать это с каждым разом становилось все сложнее и сложнее. Крайний раз, когда уль-Хак был в СССР — это были похороны советского вождя Черненко — новый советский вождь, Горбачев отвел его в сторонку и сказал, что если Пакистан не прекратит принимать помощь для моджахедов — то он собирается сбросить на Исламабад атомную бомбу. До этого — еще один советский лидер, Юрий Андропов сказал уль-Хаку, что если тот не прекратит — КГБ убьет лично его и все его правительство. Сейчас — все вроде бы успокоилось, в Женеве трудно — но все же шел перегорный процесс по Афганистану — но Чарли Уилсон знал, что с коммунистами всегда надо держать ухо востро. И на звонок президента уль-Хака он не мог не ответить: президент был лично его другом, равно как и поддержка моджахедов в Афганистане была лично его проектом, который он воплощал в жизнь вот уже несколько лет, практически в одиночку сражаясь с половиной американского политического бомонда.
И потому Чарли, пусть он был немного пьян, и вовсе не хотел прерывать столь многообещающий вечер — бросил в трубку — Еду.
На Капитолийском холме — уже почти никого не было, но он призывно светился в ночи, маяк свободы, форпост свободного мира. Чарли подъехал к нему на своем старом Линкольне — денег на новую машину у него не было, да и вообще к жизненным благам он был довольно равнодушен, если речь не мшла о сиюминутных развлечениях. Водителя у него тоже не было, он вел машину сам, и то что он был пьян — его ничуть не смущало… Анна — увидев его сделала большие глаза, протянула ему трубку, и, с одного взгляда поняв состояние конгрессмена, принялась готовить ему крепкий кофе. Несмотря на разгульный образ жизни — женщины любили конгрессмена Чарли Уилсона, он представлялся им большим и невоспитанным ребенком… — Я слушаю… — сказал Чарли в трубку, и присел на край стола, потому что поддерживать вертикальное положение для него было довольно затруднительно. — Чарли… — президент уль-Хак, сын горниста британской армии был склонен к типично британскому панибратству — у нас большая беда. Крепись, во имя Аллаха. Твой друг попал в плен к коммунистам. — Какой друг? — не понял Чарли. Он нуждался в крепком кофе, свежем воздухе и не мог понять, о чем речь — Твой друг, который прилетел к нам. Русские парашютисты напали на них у границы. Чарли потряс головой, чтобы хоть немного прийти в норму — Гас? Ты имеешь в виду Гаса? Как он там оказался? Оперативного сотрудника ЦРУ Гаса Авратакиса — он видел не далее как вчера. Авратакис — был именно тем сотрудником ЦРУ, который дал Чарли в руки оружие против коммунистов, подсказал, как надо действовать. — О, Аллах, ты о чем? Твой конгрессмен, про которого ты говорил, что он дает деньги бедным странам. — Док?! А он тут при чем? — Его похитили русские парашютисты! Выбили караван, выбили охрану, о, Аллах… Уилсон начал трезветь — Постой. Ты говоришь о Лонге? Том самом конгрессмене, Доке Лонге? Невысокий, седой? Как он у вас оказался? — Он прилетел вчера на самолете. Сказал, что это проверка, мы его отправили в Пешавар. Ты говорил, что с ним надо обращаться вежливо, мы так и сделали. Он потребовал записи о том, как распределяются деньги. Потом говорил с Хекматьяром. Потом потребовал, чтобы мы показали ему, где мы храним оружие, которое покупаем. Мы отправили его на приграничный склад, клянусь Аллахом, я приставил хорошую охрану, клянусь Аллахом… — И что? — Русские! Русские парашютисты, они разбили конвой. |
