Я должна набросить кое-какое модное белье. Только побыстрее. Сюда, пожалуйста.
Он последовал за ней в спальню, где стояли две двуспальные кровати, большой туалетный стол, несколько стульев и целая коллекция картонных коробок из-под кофе и деревянных ложек. На полу, на стульях и где только можно была навалена одежда.
– Извините за беспорядок. Моя соседка по комнате – неряха. – Она сняла жакет и швырнула его на пол, одновременно сбрасывая туфельки. Начав уже снимать блузку, она сказала: – Отвернитесь, пожалуйста. Я ненавижу притворную стыдливость, но я стесняюсь.
Хейз отвернулся, удивляясь, почему, считая вполне нормальным раздеваться в ночном клубе перед глазами сотни мужчин, Марла Филлипс стеснялась одного мужчины. – Ох, уж эти женщины, – подумал он и мысленно пожал плечами, слыша позади себя торопливое шуршание хлопка и шелка.
– Терпеть не могу пояса для чулок, – пожаловалась Марла. – Они совершенно не годятся для таких крупных женщин, как я. Можете вы мне сказать, что в них мужчины находят возбуждающего? Зачем вы захотели со мной встретиться, Коттон?
– Нам сказали, что вы квартировали с Бабблз Сиза. Это верно?
– Да, верно. Ах, черт возьми, чулок порвался. – Она метнулась мимо него полуголая, потом нагнулась к нижнему ящику комода, чтобы вытянуть оттуда пару чулок, затем опять скрылась у него за спиной.
– Извините меня. Так что насчет Барбары?
– Она с вами жила?
– Да. Ее имя все еще на почтовом ящике. Так, теперь нормально. Когда я спешу, я всегда рву чулки. Непонятно, из чего сейчас делают эти чулки. Из папиросной бумаги, наверно. Надо будет убрать ее имя. Когда будет время. О Боже, если бы у меня хватало времени на все, что я хочу делать. Так что насчет Барбары?
– Когда она переехала?
– Как раз, когда началась вся эта возня. Когда мистер Тюдор объявил об ее исчезновении и все такое.
– Где-то перед Днем святого Валентина?
– Да, где-то в это время.
– Она сказала вам, что уезжает?
– Нет.
– Она взяла с собой одежду?
– Нет.
– Ее одежда все еще здесь?
– Да.
– Тогда значит, она не переехала, а просто не вернулась?
– Да. Может она еще и вернется, о'кей. Теперь можете повернуться.
Он повернулся. Марла была в простом черном платье, черных нейлоновых чулках и черных туфлях на высоких каблуках.
– У меня швы прямые? – спросила она.
– Да. Абсолютно прямые.
– Как вам нравятся мои ноги? Вообще-то они немного тонки для моей комплекции.
– На мой вкус, ноги, что надо. Почему вы думаете, что Барбара вернется?
– У меня такое чувство, что она с кем-нибудь развлекается. Она любит мужчин. Очень любит. Она вернется. Я думаю, поэтому я и оставила ее имя на почтовом ящике.
– Каких мужчин она предпочитает? Майк, барабанщик, был среди них?
– Я этого не замечала. Она никогда о нем не говорила. Он никогда сюда не заходил. Извините меня, мне надо освежить грим.
Она отстранила Хейза и уселась перед большим зеркалом. Стол был весь покрыт косметикой. Среди коробочек и бутылочек Хейз заметил маленькую коробочку с этикеткой «Теплый тон». Он взял ее и повертел в руках.
– Это ваша?
– Что? – Марла повернулась, держа в руках кисточку от губной помады. – А, да. И моя, и Таффи, и Барбары. Мы все им пользуемся. Это очень хорошая штука. Выдерживает даже яркое освещение. Вы знаете, при сильном освещении тело кажется слишком белым. |