|
- Что вы хотите сделать со своим замком? - А вот что, - ответил старичок, приглашая журналиста, жену и провинциального художника выйти на террасу. Он показал над входною дверью фасада вычурный медальон, поддерживаемый двумя сиренами, довольно схожий с тем, что украшает замурованную теперь аркаду, под которой некогда проходили с набережной Тюильри во двор старого Лувра и над которой еще можно прочесть: “Королевское собрание редкостей”. Медальон на фасаде изображал старинный герб дома д'Юкзель: щит с двумя поперечными полями - алым и золотым, поддерживаемый двумя львами, в правом нижнем углу - алым, в левом нижнем - золотым: над шитом - рыцарский шлем в завитках тех же цветов, увенчанный герцогской короной. И девиз: “Су paroisi” <“Здесь пребываю” (старофранц.).> - слова гордые и звучные. - Я хочу заменить герб дома д'Юкзель своим; а так как он шесть раз повторяется на обоих фасадах и на обоих крылах, то это работа немалая. - Заменить столь недавним гербом! - воскликнула Дина. - И это после тысяча восемьсот тридцатого года!.. - Разве я не учредил майорат? - Я б еще понял это, если бы у вас были дети, - сказал ему журналист. - О, - ответил старичок, - госпожа де ла Бодрэ молода, время еще не упущено! Это самоуверенное заявление вызвало улыбку у Лусто, но он не понял г-на де ла Бодрэ. - Вот видишь, Дидина? - сказал он на ухо г-же де ла Бодрэ. - К чему твои угрызения совести? Дина упросила отложить отъезд на один день, и прощание любовников стало похоже на десять раз объявляемое иными театрами последнее представление пьесы, делающей полный сбор. Но сколько взаимных обещаний! Сколько торжественных договоров, заключенных по требованию Дины и без возражений скрепленных бессовестным журналистом! С выдающейся смелостью выдающейся женщины Дина, на глазах у всей округи, вместе с матерью и мужем, проводила Лусто до Кона. Когда десять дней спустя в салон городского дома г-жи де ла Бодрэ явились господа де Кланьи, Гатьен и Гравье, она, улучив минутку, отважно заявила каждому из них: - Благодаря господину Лусто я узнала, что никогда не была любима ради меня самой. А сколько трескучих речей произнесла она о мужчинах, о природе их чувств, о их низменной любви и проч. !.. Из трех поклонников Дины один только г-н де Кланьи сказал ей: “Я люблю вас, несмотря ни на что!..” За это Дина взяла его в наперсники и излила на него всю нежность дружбы, какой женщины подкупают Гуртов, готовых самоотверженно носить ошейник любовного рабства. Вернувшись в Париж, Лусто за несколько недель растерял все воспоминания о прекрасных днях, проведенных в замке Анзи. И вот почему. Лусто жил пером. В этом веке, и особенно после победы буржуазии, тщательно избегающей подражания Франциску I и Людовику XIV, жить пером - такой труд, от которого откажутся и каторжники, они предпочтут смерть. Жить пером - не значит ли творить? Творить сегодня, завтра, всегда.., или хотя бы делать вид, что творишь; а ведь кажущееся обходится так же дорого, как реальное! Не считая фельетона в ежедневной газете, этого своеобразного сизифова камня, который каждый понедельник обрушивался на кончик его пера, Этьен сотрудничал еще в трех или четырех литературных журналах. Но успокойтесь! Он не проявлял себя взыскательным художником в своих произведениях. В этом отношении он отличался покладистостью, если хотите, беспечностью и принадлежал к той группе писателей, которых называют “дельцами” или “ремесленниками”. В Париже в наши дни “ремесло” есть отказ от всяких притязаний на какое-либо место в литературе. |
