– Мир, – хрипло сказал он – Мир рабов.

    – Я потеряла половину слуг, спеша на твой зов, – ответила Эйлар. – Хороших слуг.

    Отец молча повернулся к обручу. На серебре поблескивали в маленьких лунках разноцветные камни.

    – Запомни узор, – коротко приказал он. – Боги Храма посмеялись надо мной, но я нашел мир, который станет нашим.

    Он вынул самый верхний камень, прозрачный, как горный хрусталь, искрящийся, как бриллиант, скользкий, как ртутный шарик. Мерцающая пленка потускнела и погасла. Теперь сквозь обруч была видна лишь противоположная стена.

    – Этот мир может стать нашим, – сказала Эйлар и с любопытством тронула босой ногой неподвижное тело. – Если только у него еще нет повелителя.

    Ранд Ваас спрятал под кожаный панцирь камень-ключ. И сказал.

    – Мне кажется – если я не сошел с ума, – что это мир одних только рабов. Тебе придется это проверить, дочь.

    Я, Эйлар Ваас, стою на земле, которая моя по праву. Я дочь своего отца, и ошибка его на мне. Моя рука остановила его жизнь, но двигала ею воля отца. Ибо он знал – нет прощения, когда нарушены основы порядка. Не мне повторять их для вас, брат отца Ранд Ваат и друг отца Крип Гуус. Но я повторю – для земли, которой буду владеть, для слуг, которыми буду править, для стали, которую понесу в бою.

    От сотворения земли – и до угасания, солнца.

    От рождения человека – и до погребального костра.

    На север и юг, на восток и запад.

    Один закон жизни дан всем.

    Есть свободные и рабы, есть господа и слуги.

    Свободный может быть трусом и подлецом. Он может быть жалок и смешон, а лицо его уродливо. Не это делает его господином рабов.

    Раб может быть смел и благороден. Он может быть горд и величествен, а лицо его прекрасно. Не это делает его слугой свободных.

    Правда снаружи, а не внутри. Истина приходит лишь через другого человека.

    Нет хуже проступка, чем сделать слугу господином, – кроме единственного: сделать свободного рабом.

    Мой отец забыл истину – и потому я стою перед вами на своей земле. И мои рабы на стенах замка готовы умереть за меня.

    Уммилис, слышащий неслышимое, привел юношу к Эйлар на третий день обучения. Старик шел медленнее обычного, хотя двое, не имеющих имени, поддерживали его под руки. Юноша шел следом, без охраны, но с ящерицей-воротником на шее. Рубиновые глазки ящерицы неотрывно следили за Уммилисом – он имел право приказа. Лишь увидев Эйлар, ящерица переместила немигающий взгляд на свободную.

    – Я отдал ему все, что имел, – тихо сказал Уммилис. – Он понимает язык, может говорить и знает, где находится.

    Эйлар кивнула – она не сомневалась в возможностях Уммилиса. Но хороший труд требовал награды.

    – Ты можешь сократить свое имя, Уммили. Ты доволен?

    Старик кивнул. Но слова Эйлар словно не затронули его.

    – Боюсь, я не обрадуюсь так сильно, как должен, госпожа. Мой разум гаснет – он слишком много отдал… и слишком много взял.

    – Ты хорошо служил роду Ваас, – ласково ответила Эйлар.