– У наших миров разные законы. Впрочем, иногда меня зовут другим именем – Саша.

    – Ты не хочешь признать очевидного, раб, – ответила Эйлар. – Скажи, ведь в своем мире ты подчинялся другим?

    – Да, но лишь тем, кому я согласен был подчиняться. Никто из них не назвал бы меня рабом. И в любой миг я мог стать выше их и отдавать приказы.

    Он смотрел на Эйлар, и в глазах его было больше любопытства, чем страха.

    – Когда мой отец забрал тебя из твоего мира, ты даже не пробовал сопротивляться. Это поступок раба.

    – Это поступок разумного человека. Твой отец был сильнее меня, он вышел из воздуха, словно для него не существовало расстояний. Я не знал пределов его силы, я не хотел рисковать. Но мне было интересно происходящее.

    Эйлар вздрогнула – так мог ответить и свободный. Но перед ней сидел раб!

    – Ты хочешь сказать, что в твоем мире люди одновременно рабы и свободные? – спросила она. – Это невозможно.

    Александр кивнул:

    – Нельзя быть немного несвободным. Мы знаем это.

    Эйлар кивнула:

    – Если вы не можете быть свободными – вы станете рабами. Мой отец завоюет ваш мир.

    Александр улыбнулся:

    – Наверное, это будет очень трудно сделать. Ты не знаешь силы нашего мира. Его злой силы…

    Эйлар не ответила. Она помнила картины, показанные ей разумом Уммилиса, выкравшим их из памяти чужака. Стальные машины, ползущие по земле и выбрасывающие огонь. Стальные птицы, летящие выше облаков и заливающие землю ядом. Стальные корабли, несущие в себе отряды обученных рабов.

    Но и Александр не подозревал о силе ее мира. О том, что скрыто за красотой садов и каменными дверями подземелий. Черные бабочки, такие маленькие, что их трудно увидеть, откладывающие в сталь тысячи крошечных прожорливых личинок. Неделя – и упадут на землю стальные птицы; утонут, рассыпавшись в труху, корабли; развалятся бронированные машины-танки. А потом настанет черед птиц-горноф, мерзких ночных тварей, нападающих только на детей и женщин, плюющих в глаза выжигающим мозг ядом. А потом рабы, не имеющие имен, проглотят скользкие разноцветные личинки сабира и пойдут в бой с оставшимися врагами. И из каждого убитого и разрубленного раба вырастет новый боец, получеловек-полусабир, оборотень, жаждущий лишь одного – убивать и вкладывать в плоть скользкие личинки.

    Эйлар посмотрела на чужака. И ощутила что-то похожее на жалость. Раба можно жалеть – от этого он не становится свободным.

    – Расскажи мне о своем мире, – приказала она. – Не то, что ты говорил Уммилису – о правителях-слугах и свободных рабах. Говори о себе: как ты жил и чего хотел. Говори правду – я почувствую ложь.

    И чужак с длинным именем раба начал рассказывать:

    Я, Эйлар Ваас, стою перед вами – свободными людьми, равными мне. И говорю то, что не хотела бы рассказать. Но есть закон, и он требует ответа.

    Свободного можно убить – и он умрет свободным. Убийца может быть наказан, а может быть прощен – кем бы он ни был, слугой или господином.

    Но свободного нельзя сделать рабом. И виновный должен умереть – кем бы он ни был, слугой или господином.

    И от сотворения земли люди смотрели друг на друга, пытаясь понять, кто свободен, а кто раб. Было так до тех пор, пока не пришла истина.