Обладатель красной кнопки выглянул из-за киоска, отыскал глазами удаляющийся джип, коротко кивнул вслед ему головой, словно прощаясь, и большим пальцем утопил красную кнопку на пульте.

Там, где только что был джип сверкнул огонь, вспухло клубящееся черно-оранжевое облако, над которым кружились, разлетаясь в стороны, какие-то рваные железные ошметки, и Кабан вместе со своей бригадой в мгновение ока перенесся на небеса в полном соответствии с теорией, которую совсем недавно развивал перед Белым.

Глава 18

Илларион Забродов отжимался от пола, пытаясь убедить себя, что не слышит настойчивого стука в дверь.

У соседа с третьего этажа начался очередной запой, случавшийся с ним с завидной регулярностью раз в два месяца. Это событие обычно длилось примерно неделю плюс-минус два дня и сопровождалось массой более или менее безобидных чудачеств, на время объединявших население подъезда в один сплоченный коллектив, настроение которого колебалось от решимости дать достойный отпор пьянице и дебоширу до сдавленного хохота, вызванного каким-нибудь особенно удачным цирковым номером упомянутого пьяницы.

На этот раз запойным соседом овладела навязчивая идея поближе сойтись с Илларионом и, как он выражался, «охватить его культурно-массовой работой». В переводе на русский язык эта туманная фраза означала регулярные и настойчивые попытки споить Забродова, и не просто споить, а вызвать на соцсоревнование — кто кого перепьет. Илларион сопротивлялся этому натиску уже четвертый день с несгибаемым упорством.

В последние две недели его сильно тянуло к народным песням и эксцентрическим трюкам, и именно по этой причине он вел простую жизнь аскета. Он возобновил свои утренние пробежки и даже увеличил их продолжительность, свел количество выкуриваемых сигарет до полутора-двух штук в сутки и всякий раз, когда в голову начинали лезть посторонние мысли, падал на пол и отжимался до полного изнеможения, которое наступало, увы не сразу.

Илларион отжимался на кулаках и делал вид, что не слышит настойчивого стука, доносившегося из прихожей. Сегодня запойный сосед превзошел самого себя — судя по часам, мирно тикавшим на книжной полке, он барабанил в дверь уже шестую минуту подряд, в то время как раньше его хватало на две, от силы три минуты непрерывного стука.

Илларион позволил себе слегка расслабиться и подумать о том, что произошло. Почему он, уже немолодой и, казалось бы, начисто лишенный детских комплексов человек, всегда умевший очаровать любую женщину, вдруг сделался робким и косноязычным именно тогда, когда все зависело от того, что и как он скажет? Причем речь шла не об интрижке, не о мелком происшествии, которое пройдет и забудется через год — речь шла о Татьяне.

Отжимаясь на сжатой в кулак левой руке, Илларион поймал себя на том, что все-таки думает о Татьяне и, сев на пол, беспомощно развел руками: на чем, спрашивается, ему поотжиматься еще, чтобы перестать думать?

В дверь продолжали стучать.

— Семь минут, — вслух сказал Илларион, бросив взгляд на часы. — Совсем офонарел, бродяга!

— Открывай, Забродов! — донеслось из-за двери. — Я же знаю, что ты там!

Илларион встал и вышел в прихожую.

— А откуда ты знаешь, что я тут? — с интересом спросил он через дверь.

— Ты что, черт возьми, пьян? У тебя же свет во всех окнах!

— Да, — уважительно сказал Илларион, открывая дверь. — МУР — это серьезно! От МУРа не спрячешься, МУР из-под земли достанет и из-под воды выудит…

— Ну, понес, — проворчал полковник Сорокин, входя в прихожую.