Он легонько пнул носком ботинка лежавшего на земле парня.

— Твари они, — с ненавистью сказала она, плюнув на него. Точнее, она попыталась плюнуть, но с пересохшим ртом сделать это было затруднительно. — Скоты, убийцы, мучители. Малолетки дебильные.

— А теперь, пожалуйста, то же самое подробно, — попросил он. — Кто, откуда и как?

— Я жила на военной базе, — проговорила она, с трудом выталкивая из себя каждое слово. Панцирь отстегнул от пояса флягу и протянул ей. Открутив крышку, она припала к горлышку и сделала несколько шумных глотков. — Зовут меня Надя, Надежда. Нас там четверо было женщин. Мы жили… с мужчинами жили, чего там. Их много, нас мало. Вот и были общими. Но жаловаться грех, никто нас не обижал. И жить было можно. А потом эта эпидемия, как будто всех остальных напастей не хватало.

Она всхлипнула и ещё раз отпила из фляги.

— Мужиков осталось всего ничего. А потом из рейда привели одного такого, разрисованного. Допросили, он начал ахинею нести, про страшный суд, про очищение, ещё что-то. Его даже убивать не стали. Просто посадили под замок. Потом другие пришли. Человек пять, молодые, а наглые. Тоже про веру свою втирали, потом предложили уйти с базы. Их пугнули очередями, они и убежали.

— А потом? — спросил Панцирь, поскольку женщина замолчала.

— А потом… — она вздохнула. — Периметр большой, людей не хватало. А колючка — это от тварей защита, не от людей. Пробрались они внутрь, застали спящими и начали резать. Самых сильных сразу убили, а остальных мучили. Кишки на палку наматывали, глаза выкалывали, кому-то гвоздь в голову вбили. И женщин тоже… Они совсем больные. Им даже секс не особо нужен был, только издевательства. Я последняя осталась, им поохотиться захотелось. За живой добычей. Меня последние дни не били почти, а потом дали эту шубу и сапоги и велели бежать. А молодых по следу пустили, им нужно было найти и догнать. Потом бы убили ножом, а тот, кто первый догонит, должен был сердце у меня вырезать и съесть. У них там иерархия сложная, каждая ступень предполагает новый обряд. Сожрав человеческое сердце, он стал бы на ступеньку выше.

— Сколько их там? — Панцирь перешёл к делу.

— Я одновременно всех не видела. Человек семьдесят, может, больше.

— Ясно, — в одиночку он точно не справится.

Тут пленник начал приходить в себя. Удар был сильным, он до сих пор туго соображал. Но Панцирь ждать не хотел. Взяв руками его голову, он слегка надавил большими пальцами чувствительные точки за ушами. Глаза пленника распахнулись от боли, он издал тонкий визг.

— Рассказывай, — приказал Панцирь, видя, что пациент готов к использованию.

— Ничего не скажу, — парень оскалился, показывая острые зубы. — Можешь пытать.

— Обязательно, — он достал нож. — Скажи мне, а ваша армия она только из мужчин состоит?

— Не только, — ответила за него Надежда, в голосе послышалось презрение. — Там у них гомосеки есть, точно. Я видела, как они друг с другом развлекаются. Старшие младших пользуют.

— Эвона как, — Панцирь нехорошо улыбнулся. — Непорядок. Неправильно вы себе боевое братство представляете. Придётся тебя за такое непотребство наказать. Я, пожалуй, тебя отпущу, пойдёшь к своим, да только кое-что твоё я себе на память оставлю. Кое-какой орган. Девушка его засушит и амулет сделает.

Панцирь начал проворно расстёгивать штаны пленника. Того, наконец, проняло.

— Не надо, — тихо попросил он.