– Знаешь, Стас, ты если не хочешь, не говори, – попросил Томас. – Чтобы поднять такое дело, как у тебя, нужны не тысячи баксов, а десятки тысяч. Если не сотни. Я к тебе не за проповедью пришел, а за советом. Не знаю, к какому делу приспособиться. Сможешь дать совет – скажу спасибо. Не сможешь – значит, не сможешь. Но лапшу на уши мне вешать не надо.

– Не дурак, не дурак, – повторил Краб. – Не обижайся, Фитиль. Сейчас мы что‑нибудь для тебя придумаем. Политикой не хочешь заняться?

– Какой политикой? – удивился Томас неожиданному вопросу.

– Большой! У нас в Эстонии все большое, потому как сама Эстония с комариный хер. Нам понадобится свой депутат в рийгикогу. Как ты на это?

– В парламенте? – изумленно переспросил Томас. – «Вам» – это кому?

– Нам – это нам. Дойдет до дела, узнаешь.

– И что я буду делать в рийгикогу?

– Да что и все. П.....ть. А про что – это тебе будут говорить. Знаешь, что такое лоббирование? Вот им и будешь заниматься.

Томас задумался. Предложение было в высшей степени необычным. Депутат рийгикогу. Ничего себе. Томас никогда и думать не думал ни о какой политической карьере. С другой стороны, почему бы и нет? Среди старых козлов, которые сейчас заседают в парламенте, он выглядел бы, пожалуй, не худшим образом.

– Решайся, решайся, – поторопил Краб. – Глядишь, со временем и президентом станешь.

– Даже не знаю, – проговорил наконец Томас. – Ты уверен, что я подойду?

– А это мы сейчас узнаем, – пообещал Краб и нажал клавишу интеркома. – Роза Марковна, зайдите, пожалуйста, в гостиную, – бросил он в микрофон и объяснил Томасу: – Роза Марковна Штейн. Мой главный менеджер. По кадрам и по всему. Сука страшная. Но дело знает. Переговоры ведет – я тащусь. Доктор социологии, между прочим. И знает шесть языков. Шесть! Зачем одному человеку знать столько языков? Не понимаю.

Роза Марковна оказалась грузной седой еврейкой в бесформенной черной хламиде до пят. Ей было, пожалуй, под шестьдесят. В молодости она была, вероятно, красавицей. Остатки былой красоты и сейчас сохранились на ее высокомерном патрицианском лице. Выражение «сука страшная» подходило к ней как нельзя лучше, потому что она была лишена главного, что делает женщину женщиной, – сентиментальности.

При ее появлении Томас встал, как и полагается воспитанному человеку при появлении дамы, и слегка поклонился. Сочтя свои светские обязанности на этом исполненными, он опустился в кресло, с любопытством ожидая, что будет дальше.

– Томас Ребане, – представил его Краб. – Мой старый друг.

Роза Марковна внимательно посмотрела на Томаса. Очень внимательно. Гораздо внимательней, чем того требовали обстоятельства. Томас даже почувствовал себя неуютно под ее взглядом.

– Мечтает о политической карьере, – продолжал Краб. – Как, по‑вашему, есть у него шансы?

Она без приглашения подошла к бару, плеснула в бокал джина «Бефитер». Водрузив толстый зад на край журнального стола, сделала глоток, закурила коричневую сигарету «More» и только после этого, как бы приведя себя в рабочее состояние, кивнула Томасу:

– Встаньте, молодой человек. Повернитесь. Пройдите до окна и обратно. Еще раз – медленней. Спасибо, – сказала она, когда Томас исполнил ее приказы. – А теперь скажите что‑нибудь.

– Что? – спросил Томас.

– Да любую глупость, потому что ничего умного вы не сможете сказать при всем желании.