— А-а-а! — страшно закричал я. — Все! Никуда больше не поеду. У вас же епнуться можно. У меня рябит в глазах от дверей, коридоров, дорожек. Меня мутит, понимаете?.. Вы хотите, чтобы я облевал ваши двери, коридоры, дорожки и лифты?..

— А мы пришли, — улыбнулся служивый человечек и провел нас с Классовым мимо лифта к скромной двери конференц-зала.

В зале находились люди, они тихо сидели, как на поминках, в черных фраках и вечерних платьях. Поминальные встречи с интересными людьми? Интересный человек — это я?

Не успел толком рассмотреть публику, в частности, пышнотелые перси общереспубликанских дам (на что, на что, а на оперативно-тактические женские прелести я слаб), как погас свет.

В кромешной темноте плюхнулся в кресло, проклиная порядки на этом режимно-конвейерном предприятии по обслуге новоявленных снобов. Привычно засветился экран первыми кадрами, поплыли титры. Я привычно заелозил в кресле для удобства тела, как случилось… И такое случилось! Что ввергло всю боевую охрану в шок. Что же случилось? А случился, как выяснилось после, конфуз. Однако это было после. А сначала раздался отчетливый револьверный треск. И всем в зале показалось, что их обстреливает недовольный, неугомонный народ, вернее, яркие его представители. Дамы завизжали нецензурно, мол, спасайся кто может. Их кавалеры попадали под кресла и решили, вероятно, сдаться на милость победившего низшего сословия. Я тоже валялся на полу, но по другой причине — оказывается, подо мной обломилось кресло. Блядь! Кто же мог предположить, что гнилую мебель поставляют в цитадель народовластия. Безобразие! А может быть, это была продуманная акция по дискредитированию полноправной власти? Если представить, что в это кресло не я плюхнулся, а возжелала сесть большегрузная бонвиванка барахольного сановника? Или сел бы сам властный бабуин? Моей Родине повезло, что в это злосчастное кресло попал я, а то бы моей несчастной отчизне еще бы досталось.

По правде говоря, я — скромный герой своего ватерклозетного народца. Мне бы золотую звезду Героя России на пострадавший за правое дело зад. Ан нет! Я слишком часто снимаю штаны. И потом: у нас много других широкообхватных жоп, которые вовсю претендуют на высокое звание хер-героя и новую звезду. (Без чего, без чего, а без звезд народные страдальцы жить никак не могут.)

Короче говоря, после того как меня попинали телохранители, все зрители успокоились; разумеется, они успокоились не потому, что меня попинали, а потому, что они, зрители, поняли, что власть их надежно защищена; так вот, снова праздничным мерцающим светом засветился экран и поплыли титры. Началось кино — мое… А что же я? Я стоял в темном углу зала и перещупывал поврежденные ребра. Они были целы, что само по себе уже радовало и обнадеживало на благополучный исход неблагополучного дела. Если жизнь считать делом всей своей жизни.

Огромный танковый монстр, стоящий на яме в жестком свете прожектора, был облеплен бригадой мастеров ТЗ — те, дурачась, стучали молотками по броне и вопили:

— Деды! Выходите! Чего, не навоевались? Сейчас раскромсаем эту консервную банку вместе с вами!.. Будете точно кильки в собственном соку!.. Ха-ха!..

Илья Муромец уже проверял боеготовность резака, выпуская из горелки огненно-плазменную струю.

Неожиданно Т-34 крупно вздрогнул — ожил; лязгнули гусеницы, и боевая машина поползла с высокого почетного пьедестала. Матерясь, мастера прыгали с брони.

К ним с ором набегал Минин, сжимающий у разъяренного лица пистолет. Надсаживался в неистовом крике. Мастеровые шарахнулись и от него — к грузовичку. Илья Муромец непроизвольно и глупо выставил горелку резака впереди себя.

Тяжелый, похожий на огромного и слепого зверя, Т-34 нервными рывками двигался вперед. Остановился за спиной своего создателя; и сквозь гул напряженно работающего двигателя раздался исступленный вопль водителя Ухова:

— Командир, войну объявили!.