Изменить размер шрифта - +
. Да ты подожди, это все чистилище, чрез которое, так сказать, проходит откровение… Третий раз уж явится тебе не аллигатор, а женщина, братец, женщина такая, что магнетизм и электричество так и текут из очей ее светлыми струями, так и слышишь, как она шевелит в тебе то неопределенное чувство, которое подступает все выше и выше и, наконец, давит тебе горло… Так вот какая женщина, братец, ко мне является, а я просто сижу себе да записываю…

За сим гений понес такую ерунду, что я почел за нужное поскорее удалиться.

Танцы продолжались по-прежнему, с тем только изменением, что народу было еще более, затем что прибыли Надя и Катя с своими. Александр стоял со мною в стороне и наблюдал за танцующими. Вдруг он побледнел и вздрогнул.

И действительно, смотря в ту сторону, где танцевала Ольга, я сам видел, как г. Зималь поцеловал ее в губы.

— Пойдем домой, — сказал мне Брусин.

— Подожди немного, вот пусть Ольга познакомит меня с Катей, — отвечал я, как будто вовсе не подозревая, в чем дело.

— Я не могу здесь быть…

— Ну, так ступай один; разве необходимо нужно, чтоб я шел вместе с тобою!

Я остался еще несколько времени, но после не вытерпел и пошел-таки за ним. Надо вам сказать, что я этого человека любил, как сына, ибо материнские чувства развиты во мне особенно сильно. И меня всегда за живое трогало, что он несчастлив, да еще и по своей воле… Иногда даже я обвинял в этом несчастье самого себя, потому что ведь как бы то ни было, а мне казалось, что я имею на него какое-нибудь влияние, и вдруг на поверку выходило, что влияния тут вовсе никакого нет…

Он сидел в своей комнате и плакал. Это меня еще больше сконфузило: я шел было к нему с наставлениями и при случае, пожалуй, даже с строгою речью, и вдруг человек плачет; сами посудите, до выговоров ли тут!

Он подошел ко мне.

— Послушай, — сказал он мне, — переедем из этого дома.

— Переедем, коли уж нечего делать, — отвечал я, — а жалко! и квартира такая удобная, да и зима же теперь…

— Я чувствую, что мне нельзя больше здесь оставаться.

— Да, переедем, переедем; разумеется, тут нечего рассуждать, коли необходимость велит…

На другой же день нанял я квартиру и стал собираться. Александра с утра уж не было дома. Вдруг, вижу, бежит к нам через двор Ольга. «Ну, опять слезы, опять объяснения!» — подумал я.

— Это вы выезжаете? — спросила она дрожащим голосом.

— Да.

— То есть, ты выезжаешь, а Александр остается по-прежнему здесь?

— Нет, и Александр со мною.

Она побледнела.

— А я-то как же? — спросила она, как будто еще не понимая, в чем дело.

Я молчал.

— Так это он меня и оставит? да отвечай же мне: бросить, что ли, он меня хочет?

Нo я все-таки не знал, что отвечать. Она постояла-постояла, пошла было к двери, но потом воротилась, упала на диван и горько заплакала.

Признаюсь, и во мне таки шевельнулось сердце.

Вдруг она вскочила с дивана и бросилась ко мне на шею.

— Голубчик ты мой, упроси его! скажи ему, чтоб он этого не делал со мною… что я всех брошу, хлеб с водой буду есть… а! поди же, ради бога… только чтоб он не бросал меня… хоть за прежнюю любовь мою!

— Послушай, Оля, что ж это такое будет? сколько раз вы уж мирились… ведь ты видишь, что он не может…

— Да нет; я сама во всем виновата… ну, пожалуйста, прошу тебя! скажи ему, что я совсем буду другая…

— Как же ты можешь ручаться за себя, Оля? ведь уж это не в первый раз.

Быстрый переход