Изменить размер шрифта - +
  Надо  их  тотчас
достать,  и  можно  успеть  достать,  и  как  только  это будет
сделано, он в них выйдет на сцену -- все совершенно отчетливо и
логично, придраться не к чему,-- и забыв про  сжатие  в  груди,
туман,  тошноту, Лик поднялся опять на набережную, граммофонным
голосом кликнул такси, как раз отъезжавшее порожняком от  виллы
напротив...  Тормоза ответили раздирающим стоном. Шоферу он дал
адрес из записной книжки и велел ехать как можно шибче,  причем
было  ясно,  что вся поездка -- туда и оттуда в театр -- займет
не больше пяти минут.
     К дому, где жили Колдуновы, автомобиль подъехал со стороны
площади. Там  собралась  толпа,  и  только  с  помощью  упорных
трубных  угроз  автомобилю удалось протиснуться. Около фонтана,
на стуле, сидела жена Колдунова, весь лоб и  левая  часть  лица
были  в блестящей крови, слиплись волосы, она сидела совершенно
прямо и неподвижно, окруженная любопытными, а рядом с ней, тоже
неподвижно, стоял ее мальчик в окровавленной рубашке, прикрывая
лицо кулаком,-- такая, что ли, картина. Полицейский,  принявший
Лика  за  врача,  провел его в комнату. Среди осколков, на полу
навзничь лежал обезображенный выстрелом в рот, широко  раскинув
ноги в новых белых... -- Это мои,-- сказал Лик по-французски.

     Ментона. 1938 г.




     Владимир Набоков. Истребление тиранов

     1

     Росту его власти, славы соответствовал в моем  воображении
рост  меры наказания, которую я желал бы к нему применить. Так.
сначала  я  удовольствовался  бы  его  поражением  на  выборах,
охлаждением  к  нему  толпы,  затем  мне  уже  нужно  было  его
заключения в тюрьму, еще позже-- изгнания  на  далекий  плоский
остров  с  единственной пальмой, подобной черной звезде сноски,
вечно низводящей в ад одиночества,  позора,  бессилия;  теперь,
наконец, только его смерть могла бы меня утолить.
     Как   статистики   наглядно  показывают  его  восхождение,
изображая   число   его   приверженцев   в   виде    постепенно
увеличивающейся  фигурки,  фигуры,  фигурищи,  моя  ненависть к
нему, так же как он скрестив руки, грозно  раздувалась  посреди
поля  моей  души, покуда не заполнила ее почти всю, оставив мне
лишь  тонкий  светящийся  обод  (напоминающий   больше   корону
безумия,  чем венчик мученичества); но я предвижу и полное свое
затмение.
     Первые его портреты,  в  газетах,  в  витринах  лавок,  на
плакатах  (тоже  растущих  в нашей богатой осадками, плачущей и
кровоточащей  стране),  выходили  на  первых   порах   как   бы
расплывчатыми,--  это  было  тогда,  когда  я  еще сомневался в
смертельном исходе моей ненависти: что-то еще  человеческое,  а
именно  возможность неудачи, срыва, болезни, мало ли чего, в то
время слабо дрожало сквозь иные его снимки,  в  разнообразности
неустоявшихся  еще  поз,  в  зыбкости  глаз,  еще  не  нашедших
исторического выражения, но исподволь его облик уплотнился, его
скулы и щеки на официальных фотоэтюдах  покрылись  божественным
лоском,  оливковым  маслом  народной  любви, лаком законченного
произведения,-- и уже нельзя было представить  себе,  что  этот
нос  можно  высморкать, что под эту губу можно залезть пальцем,
чтобы выковырнуть  застреч-ку  пищи  из-за  гнилого  резца.
Быстрый переход