– Господи, Боб. – едва вымолвил Уэгенер, когда Райли снова поднял мужчину.

Боцман повернул его, схватил левой рукой за горло, а правой сумел оторвать от палубы. – Сейчас же опусти его, Райли!

По крайней мере, Райли удалось нарушить высокомерие парня. На мгновение в его глазах отразился подлинный страх – арестованный хватал ртом воздух. Ореза уже уложил на палубу второго. Райли швырнул своего парня рядом с ним. Пират – Уэгенер уже называл его про себя именно так – упал вперёд, пока его лоб не коснулся палубы. Он хрипел, безуспешно стараясь вдохнуть воздух; боцман Райли, все такой же бледный, с трудом восстановил самообладание.

– Извините, капитан. Боюсь, что он на мгновение вывел меня из себя.

Боцман ясно дал понять, что извиняется только за то, что поставил своего командира в неловкое положение.

– В камеру обоих, – приказал Уэгенер. Райли увёл арестованных в сторону кормы.

– Черт побери, – тихо пробормотал Ореза. Он вытащил носовой платок и вытер рубашку капитана. – Боже мой, Рэд, что происходит в этом мире?

– Не знаю, Португалец. Боюсь, мы оба слишком стары, чтобы ответить на этот вопрос. – Уэгенеру удалось найти спички, и он закурил трубку. В течение нескольких секунд он смотрел в море, прежде чем нашёл нужные слова. – Когда я поступил на службу, меня обучал старый мичман, любивший рассказывать про годы сухого закона. Послушать его – не было в то время ничего особенно страшного, что‑то вроде большой увлекательной игры.

– Может быть, тогда люди были цивилизованными, – заметил Ореза.

– Скорее, дело заключалось в том, что на катере нельзя было перевезти спиртного на миллион долларов. Ты что, не смотрел «Неприкасаемых» по телевидению? Войны между бандами были в то время не менее кровопролитными, чем те, о которых мы читаем сейчас. Может быть, даже хуже. Но я поступал в береговую охрану не для того, чтобы стать полицейским, чиф.

– Я тоже, – проворчал Ореза. – Просто мы постарели, а мир взял и переменился. Лишь об одной перемене я жалею, правда.

– Какой именно, Португалец?

Главный старшина повернулся к своему капитану.

– Несколько лет назад в Нью‑Лондоне я узнал одну вещь Тогда мне было нечего делать, и я решил ходить на курсы. Там говорили, что в старое время, когда захватывали пиратов, то имели право осуществить суд трибунала прямо на месте захвата и привести приговор в исполнение немедленно. И ты знаешь результаты сразу сказались. – Ореза покачал головой. – Думаю, по этой причине все и кончилось.

– Значит, подвергнуть их справедливому и беспристрастному суду – и повесить?

– А почему нет, сэр?

– Так мы больше не поступаем. Теперь мы стали цивилизованными.

– Да, цивилизованными. – Ореза открыл дверь в рубку. – Знаю, что это такое. Видел фотографии.

Уэгенер улыбнулся, потом подумал – а почему? Трубка потухла. Он не мог понять, в чём причина, что он не бросает курить совсем, пытаясь разыскать спички в карманах, но трубка стала частью его образа. Старый моряк, действительно, подумал Уэгенер, он постарел. Порыв ветра подхватил спичку, когда капитан хотел выбросить её за борт, и та упала на палубу. Неужели он уже начинает забывать про направление ветра, спросил себя Уэгенер, наклоняясь за спичкой.

В шпигате, наполовину высовываясь из него, лежала пачка сигарет. Капитан фанатично следил за чистотой на палубе и уже приготовился было рассердиться на того, кто выбросил здесь пустую пачку, как вдруг заметил, что такой сорт сигарет не курят на его фрегате. Название на пачке было «Калверт», этот сорт, припомнил он, производится американской фирмой для Латинской Америки.