— Ты действительно пристрелил бы меня, — прошептал в изумлении Дорден, — не так ли?

— Да.

— Фес святый… тогда мне ещё больше хочется остаться на своём месте.

Палец Гаунта потянул курок. Сильнее. Ещё сильнее.

Он отвернулся и опустил оружие, щелкнув предохранителем.

— Толин, — тихо сказал он. — Из-за тебя я проявил слабость перед своими людьми. Ты только что поставил под удар мой авторитет. Где-то в глубине души, конечно, я рад, что не смог застрелить тебя из-за нашей дружбы. Но я надеюсь, ты готов теперь считаться с последствиями.

— Никаких последствий не будет, Ибрам, — сказал Дорден.

— О, они будут, — заверил Гаунт, — ещё как, будут.

Мколл стоял рядом, встревоженный распрей. Какое-то время он думал, что Гаунт попросит его вмешаться и оттащить Дордена.

Плоховато он знал своего командира. Гаунт ни за что не стал бы вовлекать постороннего в личный поединок.

Но происходило что-то плохое. В Первом не нашлось бы солдата, который направил бы оружие на дока Дордена. Сама эта мысль была преступной. Время покажет, к чему приведёт потеря лица Гаунтом.

Конфликт дал понять, что Гаунту не чужда человечность. По иронии судьбы, не факт, что это было хорошей новостью.

Но, что ещё более иронично, большинство солдат Первого, вероятно, давно догадывались об этом.

Гаунт постоял в одиночестве несколько минут. По всему пространству мельницы солдаты перешептывались друг с другом. Полковник-комиссар вдруг развернулся и зашагал обратно к Костину. Воцарилась тишина. Дорден оторвался от лечения очередного пострадавшего, увидев куда направляется Гаунт. Врач вскочил на ноги, но Майло остановил его.

— Не надо, — прошептал Майло. — Только не начинайте снова.

— Но…

— Майло прав, — вмешался Мколл, подходя к ним. — Не стоит.

Гаунт присел рядом с Костином и снял фуражку, разгладив тулью.

Костин лежал у выщербленной стены, испуг потеснил гримасу боли на его лице.

— Это полк, которым можно гордиться, Костин, — наконец сказал Гаунт.

— Да, сэр.

— Мы заступаемся друг за друга. Присматриваем друг за другом. Так мы всегда поступали. И это то, за что я люблю свой полк.

— Да, сэр.

— Доктор – мой друг. Во взглядах на некоторые вещи мы не сходимся, но это свойственно друзьям, не так ли? Я думаю, ты заслуживаешь казни. Прямо здесь и сейчас, в наказание за твою нерадивость.

Док считает иначе. Я не собирался стрелять в него. Оказалось, что я и не смог бы, даже если б решил, что это допустимо. Так что это ставит меня в затруднительное положение. Я должен быть справедливым. Беспристрастным. Если я не пристрелил его за нарушение приказа, я не могу просто взять и застрелить тебя за то же самое, верно? Поэтому считай, что тебе повезло.

— Да, сэр.

— А ещё ты должен знать, что я испытываю глубочайшее презрение к тому, что ты сделал. Я никогда не смогу тебе доверять. Твои товарищи никогда не смогут тебе доверять. На самом деле, многие могут даже возненавидеть тебя за содеянное. Тебе теперь стоит почаще оглядываться.

— Да, сэр.

Гаунт снова надел фуражку. — Считай это своим первым и единственным шансом. Искупи свой поступок. С этого момента и впредь. Стань идеальным солдатом, образцом для подражания. Докажи, что Дорден был прав. Если я увижу, что ты сделал хотя бы глоток спиртного, или если я узнаю об этом от других – не важно, будет это при исполнении или в свободное время, – я обрушусь на тебя с яростью праведного бога. Всё в твоих руках.

— Сэр?

— Что?

— Я… простите меня.