— Да отхаркайтесь вы, мать вашу! — Джорджио Бруноса буквально чуть ли не тошнило — это было написано у него на лице.

— А в чем дело, мистер Брунос? Мы слишком чересчур утонченные для всего этого, да? — Голос Лоутона прозвучал с саркастической жестокостью. — Значит, раз вы живете, как паршивый богач, в шикарном доме, у вас мощные машины, вдоволь бухла и вас окружают юбки, то, выходит, вы лучше других?

Джорджио медленно покачал головой и вытер лицо широкой смуглой ладонью.

— Послушайте, мистер Лоутон, и внимательно: у свиньи, вывалявшейся в дерьме, утонченности и то больше, чем у вас.

Молодой детектив невольно улыбнулся, торопливо отвернувшись от босса.

Лоутон уставился на красивого мужчину, сидевшего перед ним, и почувствовал, как в нем поднимается волна злобной ярости.

— Я достану тебя, Брунос, и ты это понимаешь, не так ли? Ты у меня света белого не взвидишь, парень, помяни мои слова.

Джорджио печально покачал головой.

— Почему вы решили пришить это дело мне, Лоутон? Я что — подсунул хорошего клиента вашей жене? Или еще что-нибудь в этом роде? Может, я раздражал вас в какой-то прежней жизни и теперь вы возродились, чтобы преследовать меня в этой? Так, что ли?

Лоутон нервно затянулся сигаретой и мрачно усмехнулся:

— До меня не просто дошли слухи, Брунос. Я все уже знаю. Ты не такой чистенький, каким представляешься, хотя хочешь заставить всех поверить в обратное. Я уверен, что именно ты стоишь за тем делом. Все знают…

Джорджио прервал его громким смехом.

— Все знают, не так ли? Что ж, хотел бы я, чтобы они мне об этом рассказали, дружище, ибо я даже не понимаю, о чем вы тут толкуете.

Лоутон швырнул окурок сигареты на блюдце и тут же зажег другую.

— Уилдинг, пошлите за детективом Мастерсоном, пожалуйста. И сами идите. Раздобудьте себе чашку чая или чего-нибудь еще. Я не желаю вас видеть минут сорок. Договорились?

Молодой человек колебался долю секунды, но Лоутон сразу заревел:

— Ты меня слышишь, парень?! Двигай! Или ты хочешь, чтобы я нанес тебе татуировку на задницу?

Детектив Уилдинг быстро взглянул Джорджио в глаза и вышел из комнаты. Повисла тяжелая, плотная, чуть ли не осязаемая тишина. Казалось, в воздухе потрескивают электрические разряды, как перед грозой.

Минут через пять в комнату вошел настоящий великан; Джорджио никогда не видел человека выше ростом.

— Вы хотели меня видеть, мистер Лоутон? — Лицо мужчины было на удивление добрым и открытым.

— Посиди пока там, сынок. Я скажу тебе, что делать, когда придет время.

Джорджио Брунос как можно беспечнее улыбнулся высокому мужчине, хотя внутри у него все затрепетало от страха. Он повернулся к Лоутону и тихо сказал:

— Вы не осмелитесь, Лоутон.

Пришла очередь полицейскому детективу громко рассмеяться.

— О, я осмелюсь, Джорджио. Спроси Петера Уилсона. Благословенны будут его хлопковые носки, ведь теперь, когда мы просто говорим, он зализывает свои раны. Петер никогда не был особенно смелым парнем, но, поверь, он очень хотел бы доставить тебе удовольствие. Ты можешь узнать обо всем у него, Брунос. Говори правду и посрами этим дьявола.

Джорджио резко поднялся с места.

— Мне надо в сортир, Лоутон. И я хочу отдохнуть.

— Садись! — Теперь голос Лоутона звучал твердо, но тихо и холодно. — Садись, Брунос.

Джорджио продолжал стоять, глядя на пожилого человека перед собой.

— Садись, ты, греческий сутенер, пока я не швырнул тебя об эту долбаную стенку!

Джорджио продолжал стоять, не позволяя запугать себя. Тяжело сопя, Лоутон обратился к верзиле:

— Усади этого типа, сынок, пока у нас тут не устроили мятеж.