Через час он сидел в гостиной народной артистки Татарстана Камиллы Зеноновны Булатовой. Она жила в центре города вместе с мужем, сыном, снохой и двумя трехлетними внуками‑близнецами, которые то и дело пробегали с криком и визгом по проходной комнате невероятных размеров, и Игорю стоило больших усилий не отвлекаться от разговора.

– Тише, Зияд! – одергивала внуков располневшая сорокашестилетняя балерина. – Отдай Мише машинку!.. Извините… На чем я остановилась?

– На корреспонденте из Приморска.

– Ах да, я рассказала ему все, что знала о Соне.

Игорь вернул ей визитную карточку Павла.

– Камилла Зеноновна, дело в том, что Павел Сергеевич умер, – понял он, что от этой информации уйти не удастся. – Вы не обратили внимания, в программе «Время» и в газетах сообщали о его смерти. Насильственной смерти.

Она театрально закрыла рот ладонью и округлила глаза.

– Боже мой!.. Он же совсем молодым был!..

– Мы проводим журналистское расследование. Из его записей мы узнали, что в последнее время его интересовала Соня Маликова. Но больше никаких подробностей.

– Какой ужас! – страдальчески покачала она головой. – Миша, прекрати!.. Отдай крокодила Зияду, слышишь?.. Извините. Мы газет не выписываем, а телевизор смотрим редко. Только про Хрюшу и Степашу.

– Я понимаю, – улыбнулся Игорь. – Вы не помните, чем мотивировал свой интерес к Соне Маликовой Козлов?

Муж Камиллы Зеноновны Шамиль Зиннурович – рослый татарин в расшитом золотом халате – поставил на журнальный столик поднос с пиалами и пастилой в хрустальной вазочке.

– Пара щаю папить, – показал он золотые коронки на обеих челюстях. – Шай, примешай, куда шайки летят, да?

Все стены в гостиной – от потолка до самого пола – были увешаны театральными портретами артистической четы Булатовых; на полках стояли статуэтки и призы, за стеклами в рамках из золоченых багетов висели дипломы и грамоты. Все это множилось в зеркалах и черных стеклах дорогого серванта и вместе с саблями в инкрустированных ножнах на текинском ковре, люстрой «каскад», лепниной на потолке, французскими занавесками на высоких окнах создавало впечатление музейной роскоши и благополучия.

– Спасибо.

– Не буду мешать, – улыбнулся хозяин и бесшумно исчез.

«Не иначе, решил, что корреспондент прилетел из Приморска, чтобы взять интервью у его отставной балерины», – догадался Игорь.

– Чем мотивировал? – наморщила Булатова лоб. – Он разыскивал ее дочь Неллочку. Но я, к сожалению, ничего не знаю о ней. Вскоре после того, как они уехали из Казани, связь наша прервалась.

– Простите, куда уехали?

– К Сониной маме в Набережные Челны. Мама ее болела, а в Казани не захотела жить… Это сложная длинная история. У Сони была драма в личной жизни, из которой она сделала трагедию.

Перечисление театральных жанров Игорю ни о чем не говорило.

– Сделала?

– Ну, может, это только я так считаю. Во всяком случае, я бы отнеслась к этому по‑другому. Каждый кузнец свой судьбы.

Булатова откусила маленький кусочек пастилы, отпила чаю и, вытерев пальцы расшитой вензелями салфеткой, направилась в соседнюю комнату.

– Одну минуту…

«Какие разные жизни, – думал Игорь, оставшись в одиночестве. – Вместе учились, вместе начинали танцевать. Неродимова сказала, у Сони были способности. Она тоже могла бы стать народной артисткой, нянчить внуков, живя в достатке и почете. А вместо этого спилась, попала под поезд, кости ее давно сгнили в земле и о ней никто не вспоминает…»

Булатова вернулась с большим альбомом в сафьяновом переплете.