Рубленые сучья садовых деревьев, пропитанные смолой доски, не иначе – остатки старой шаланды, обрезок лудки с ржавой петлей и торчащими ежом гвоздями исчезали и в без того раскаленной топке.
– Мерзнете? – поинтересовался Евгений и, опять не получив ответа, громко спросил: – Сесть‑то хоть можно?
– Сесть всегда можно, – двусмысленно изрек Кравцов, аккуратно сметая на совок мусор с прибитого к полу листа нержавейки.
Евгений подошел к столу, выдвинул из‑под него табуретку, сел.
– Иван Николаевич, третьего марта в общежитии журналистов убили моего знакомого Павла Козлова. Вы приезжали со следственно‑оперативной группой…
Кравцов наколол на вилку очередную картофелину, с усердием ювелира принялся снимать с нее кожуру.
– Старший следователь гор прокуратуры Ленциус ведет это дело, – ответил он негромко, – копии протоколов осмотра у него. Больше я тебе ничего не скажу, не теряй времени даром.
– Но почему? Насколько мне известно, вы ведь уже не должностное лицо?
Кравцов посолил картошку, откусил. Проделал то же еще раз.
– Кажется, я не сделал вам ничего плохого, – сказал Евгений, чувствуя, как нарастает раздражение.
– Вот именно, – подул на картошку Кравцов, – не сделал. Поэтому разговора у нас не получится. Меньше будешь знать – дольше проживешь.
Евгений почувствовал, что прошибить этого жлоба будет не просто.
– Картошечкой не угостите? – попросил он жалобно.
– Самому мало.
– Ладно, – направился Евгений к двери. Потом задержался: – Чем вас так напугали, Иван Николаевич?
Кравцов на уловку не клюнул:
– Хочешь совет? – спросил он неожиданно.
– Какой?
– В попутные машины не садись, поезжай трамваем.
– Это почему же?
– Дешевле.
Евгений усмехнулся и вышел, не попрощавшись.
«Может, этот Кравцов чокнутый? – думал он, спускаясь по тропинке к депо. – Что они тут все, в самом деле, как во времена культа?.. Человека еще не знает, а выслушать уже не хочет. Будто я у него денег просить пришел. Советчик!..»
Трамвая долго не было, впрочем, не было и пассажиров на остановке.
«Неужели он отсюда каждый день мотался на работу? Час двадцать да еще час двадцать – два сорок, от Москвы за это время до Савелова доехать можно… На сумасшедшего, пожалуй, не тянет. Но почему отказался разговаривать? Даже не поинтересовался, кто я, с какой целью пожаловал, как узнал адрес… Судя по всему, живет не один. Кроватка для ребенка до семи лет, куклы… Если он ничего не опасается – почему бы не рассказать хотя бы о том, что не относится к тайне следствия? А если за ним следят – почему не уедет и даже не запирается?.. Куда‑то отправил жену с дочкой и… кого‑то ждет? Странно все это. Последить за домом, что ли?..»
Евгений посмотрел на часы: пятнадцать тридцать. Из расщелины снизу показался трамвай. Колеса отстукивали секунды на принятие решения. Он шагнул было в сторону трассы, как вдруг из‑за поворота выехал коричневый «ниссан».
«В попутные машины не садись», – сказал Кравцов. Если это была шутка, то постановление об аресте выглядит смешнее.
«Ну ты, Стольник, дурак! – весело проговорил Внутренний Голос, как бы в издевку превращающий его из Столетника в Стольника и имевший обыкновение возникать в самые неподходящие моменты. – Да алкаш твой Кравцов, понял? Пропил все, на дрова не хватает – видал, чем печку топит? Не иначе, собственный сарай разбирает. И картошку постную хавает, даже тебя не угостил. И с работы он не уволился, а его уволили. |