– Поехали дальше. Павел отравляется в Париж, где надеется обрести душевный покой, развеяться, забыть о несчастной любви, а заодно приобщиться к Европейской ассоциации независимых журналистов. Вернувшись на Родину, он собирается нанести сокрушительный удар, разоблачить… ну, не знаю… скажем так, мафию, борцом с которой был в глазах читателей.

– Он тебе про это говорил?

– Про статью не говорил, а про то, что собирается уехать, говорил.

– Куда?

– Я думаю, он сам не знал. Просто уехать, но непременно при этом хлопнуть дверью. – Стараясь не расплескать кофе, Игорь донес до Евгения чашку.

– Спасибо.

– Ну вот. И Паша начинает готовить взрыв общественного мнения. Зная его биографию, характер, я могу предположить, что это мог быть за материал.

– Интересно.

– Еще как!.. Это был бы очерк о том, как власть погубила молодую журналистку. Точнее – развратила. Но на сей раз Паша собирался выступить, оперируя фактами, документами, имея доказательства на случай, если его привлекут к суду. И Паша стал эти доказательства собирать. И он их собрал. Я не знаю, что именно – фотографии, аудио‑ или видеоматериалы… Полянский говорил, что он привез из Франции видеокамеру…

– Полянский? – насторожился Евгений. – Когда?

– После того, как Павла убили. Но он эту камеру продал вроде.

– Кто?

– Да Паша, Паша, конечно. Не Полянский же.

– Так, – улыбнулся Евгений. – Давай дальше.

– А дальше – все.

– ???

– Он собрал компромат. К нему приехала Грошевская и стала уговаривать его не делать этого. Судя по тому, что Павла убили, он остался верен своему амплуа.

Евгений чувствовал, что поневоле оказывается в плену этой стройной и наверняка небезосновательной версии. Хотя от нее отдавало мелодраматизмом и балаганом – то ли из‑за французского «emploi», которое Игорь вворачивал к месту и не к месту, то ли оттого, что сам Павел во всей этой истории представал фанатиком, мстителем‑одиночкой, протагонистом на котурнах, которого погубила роковая любовь и который решил использовать свое поражение на любовном фронте для очередного эффектного выхода на сцену.

– Ну, что? – с нетерпением ожидал оценки своих измышлений Васин.

– Красиво. По крайней мере, ты спас мои ногти, мне теперь не придется обламывать их, развязывая «приморский узел», – посмотрел на часы Евгений и торопливыми глотками допил кофе.

– Ты можешь что‑нибудь возразить против такого предположения?

– Против предположения, Игорь, всегда можно возразить. Возражать нельзя против фактов и улик. И вот эта крышка, – Евгений показал предмет, служивший в редакции пепельницей, – от объектива видеокамеры «Сатикон» германской фирмы «Электроник», принадлежавшей Павлу Козлову, которую он никому не продавал, но которая в деле не фигурирует, значит куда больше всех наших предположений, поверь мне.

Васин смотрел на него с нескрываемым интересом.

– А версия у тебя шикарная. Хочешь еще одну?.. Это убийство – результат пьяной ссоры двух претендентов на руку и сердце Нелли Грошевской.

– Так просто? – недоверчиво усмехнулся Васин.

– А ты можешь против этого возразить?

4

В два часа дня Константин Григорьевич вышел из своего кабинета и попросил у жены сердечных капель. Поскольку раньше за ним такого не водилось, Дина Ивановна не на шутку взволновалась и предложила обратиться к семейному врачу Гридиных, чья квартира находилась по соседству.