Желая закричать, но вместо этого крика непроизвольно задыхаясь, любовники прильнули друг к другу, ужас, мучивший их, соединял тела более прочно, чем страсть, конвульсии превращались в вибрацию страсти. Телом она чувствовала его, возбужденного и огромного, каким редко знала раньше.

В следующий момент они разделились и в ярости упали друг на друга.

– В последний раз, – всхлипнула она.

В последний раз? Да, она права. В последний раз. Он чувствовал это. Чувствовал это? Да, всем своим существом. Растущее предчувствие опасности, враждебность. Жуткую неестественную силу, наполнившую дом, комнату, самый воздух, которым они дышали.

Они мучительно занимались любовью, хватая друг друга, делая друг другу больно, не замечая этого, даже не чувствуя...

* * *

Дверь в Черную Комнату.

Тело Гаррисона Шредера зазвенело. Он бросил Машину прямо на дверь и почувствовал, как та поддалась несокрушимой силе Психомеха. Черная Комната, черная, как чернила, с ее кроватью, покрытой черными простынями, лежала открытая взору Гаррисона.

А на черной кровати, извиваясь, как гнездо мертвенно бледных питонов, смертельно белые на черном...

Сейчас у власти была часть Гаррисона. Она съежилась, его сознание сжалось и ушло в себя, прячась, ища утешения. Человек на кровати был его отцом, яростно совокупляющимся с одной из шлюх. Но мог ли Гаррисон быть уверен? Их лица и фигуры, казалось, расплывались, меняясь, даже когда он пристально всматривался в них. Теперь девушка была его первой настоящей любовью, а парень – лучшим другом. А может быть, они были просто парой обманывавших любовников, застигнутых в момент их страсти тем, кто мог бы нанести им самый большой вред? Но нет, они были не просто пара любовников. Та часть, которая была Гаррисоном знала, что она видит, и это знание было как кинжал, поворачивающийся в его сердце.

Съежившись, он снова взглянул на белую вздымающуюся плоть, затем напряг мысль и замедлил их бешеную сексуальную деятельность. В замедленном движении они продолжали совокупляться – и, да, они были, без ошибки, его жена и ее пока еще тайный любовник. Это были Терри Гаррисон и доктор Гарет Вятт.

Терри и Вятт, белые на черном.. Или черные на белом!

Последнее препятствие Гаррисона – измена ему!

– Нет! – прошептал он. – Нет! – закричал он. – Н е е е е е е т..!

– НЕТ!

Подавленная часть, бывшая Шредером, захотела ответить, но ничего не могла поделать. В следующее мановение он будет делить эту оболочку с сознанием, сумасшедшего.

Но Психомех – “исправляющий”, совершенный Психомех, Великий Психомех, каким его задумал Отто Криппнер, Психомех Другого Мира – уже действовал. Уже гнал волну...

* * *

Гаррисон Шредер пробудился. Он знал, кто он, где он и что он. И он знал, что Адам Шенк был прав.

– Свет, – произнес он слово из гороскопа Шенка. – Пусть будет свет!

Он открыл глаза, уже не налитые кровью, но однородно золотые. И он мог видеть. Он видел более ясно, чем другие люди или любые существа до него. Он увидел ремни, которые его держали, и распустил их. Он распустил привязи, соединявшие его с Психомехом. Он парил, свободный от ложа Психомеха, его тело поворачивалось на девяносто градусов, пока ноги не коснулись пола.

Он поплыл к двери, и она открылась для него. Он поплыл по коридору, через площадку, и остановился у спальни Вятта.

И его гнев засветился в нем, и сила его гнева уподобилась землетрясению. И он был славен в своем гневе. И в нем была Великая Сила...

* * *

Вятт кончил один раз, два раза; Терри тоже.