Сначала Маас уклонялся, но, когда Вятт нажал на него, наконец, ответил.

– Думаю, Психомех готов для последнего испытания. И если все пройдет успешно, тогда мы сможем использовать машину в полном объеме.

– Испытания? – повторил Вятт. – Когда? И кого ты наметил подопытным?

– Сегодня, – ответил Маас, – как только я закончу здесь. Что касается подопытного, – кто лучше, чем я сам ? Это даст мне знания о действии машины из первых рук.

– Как же так? Ты же знаешь, что я не совсем понимаю эту чертову штуку! Как я смогу...

– Подожди, – Маас поднял руку, – именно потому, что ты не понимаешь эту машину, я и подключил сюда программное устройство. От тебя требуется просто сделать мне укол и привязать меня. И, конечно, в случае любой непредвиденной механической неполадки выключить Психомех, прежде чем начнется кризис. Сможешь с этим справиться?

Вятт сразу же увидел свой шанс и ухватился за него.

– Конечно. Но зачем использовать себя в качестве подопытного? Мы можем использовать кого нибудь другого. У меня еще есть пациенты. Ты действительно так уверен, что машина готова?

– И, конечно, – кивнул Маас, – самым лучшим доказательством эффективности машины было бы мое излечение.

– Твое? – изумился Вятт. – Невроз? Я думал, что у тебя нет ни эмоций, ни нервов! По крайней мере, думал так до недавних пор. – Он язвительно усмехнулся. – Великий Ганс Маас, – или я могу сказать Отто Криппнер? – сам является объектом психиатрического лечения? Что же это такое, чего ты боишься, Отто? Боишься настолько, что даже готов рискнуть своей головой на Психомехе, машине, которая легко могла бы убить тебя, и это ты – тот человек, который так долго удерживает меня от эксплуатации машины?

– Машина не была готова! – запротестовал Маас. – До теперешнего момента. Что касается. моих страхов, – он неубедительно пожал плечами, – есть кое какие ночные кошмары, которые я был бы не прочь изгнать из себя.

– Может быть, вопли тысячи умирающих, евреев? – Вятт придвинулся ближе и пристально уставился в тяжелые немигающие глаза немца.

– То – мои любимые сны! – Маас медленно оскалился, показывая в блестящих розовых деснах необычно здоровые зубы. Оскал акулы.

– Поступай как знаешь, – Вятт отвернулся, борясь с отвращением и страхом. Он содрогнулся. – Позови меня, когда будешь готов. Я буду внизу.

И эксперимент начался в одиннадцать сорок пять той ночи.

* * *

Он больше не был Гансом Маасом, но был, Отто Криппнером, гордостью Подразделения экспериментальное науки и психологии Третьего Рейха. Герр доктор Криппнер, который чрезвычайно успешно убил более тысячи евреев и лично довел до сумасшествия еще более двухсот.

Но.., его дни сомнительной славы закончились, и теперь он шел по долине костей. Что то грызло его изнутри, какое то невыполненное задание, что то оставшееся несделанным. Кости крошились и хрустели под его армейскими сапогами, заставляя его спотыкаться. Он остановился, счистил белый прах с безукоризненной униформы и вставил монокль в правый глаз. Монокль был просто для важности. Криппнер знал это, но он также знал, что этот монокль вселял ужас в сердца его врагов.