Там, где когда-то он взлетел бы выше самых высоких гор, теперь он искал проход между ними, становясь всё более вспыльчивым из-за того, что путь удлинялся. Леса из гигантских, искривлённых деревьев он огибал, боясь того, что может таиться внутри; и, помня о круге колдунов, злорадствующих, глядя в магический кристалл, в то время как он поджаривался на горячем песке, он избегал всех пустынь.

А ещё ему не давали покоя воспоминания о тех колдунах. Особенно ему запомнился один из них, желтокожий с раскосыми глазами. Он почти не переставал думать о нем, ибо теперь ему казалось, что восточный колдун следовал за ним в его путешествии, что, куда бы он ни повернул голову, маленький жёлтый человек будет там, мелькая вдалеке и сливаясь с деревьями, или камнями, или линией горизонта, едва был замечен. Кроме того, возможно, остальные тоже шли по следу Гаррисона, смутными, крадущимися призраками, который исчезали сразу, как только он пытался получше сфокусировать на них глаза.

Гаррисон совсем не спал, он не желал больше видеть снов во сне; но ему казалось, что его усталость была такой, что выходила за границы сна, так что он не уснёт, даже если захочет. И в этом состоянии он, наконец, достиг ряда невысоких холмов и увидел раскинувшуюся под ним Долину Туманов.

Независимо от того, «видел» ли он этот пейзаж действительно или нет (он не мог быть уверен, поскольку его чувства были не надёжны; его физическое состояние было таково, что это могло быть просто галлюцинацией, миражом), тем не менее, во всей долине было что-то очень странное и неземное. Она раскинулась между холмами, параллельно оставшимся позади него, и была расположена даже ниже подножий холмов впереди, а оконечности долины, или низменности, справа и слева между этими рядами хребтов, терялись вдали. Вдоль всей её длины туман клубился и закручивался, как над озером, или как пар над кружкой горячего молока. И тишина вокруг стояла подобная той, которая, может быть, настанет однажды в конце времён.

На этот раз Гаррисон не колебался. Это было препятствие, которого нельзя избежать, которое должно быть преодолено. Для этого были, по крайней мере, три веские причины. Первая: эта Долина Туманов может оказаться бесконечной, так что обойти её вообще нельзя. Вторая: время поджимало, а Гаррисон становился всё слабее. И третья: похоже, надвигалась гроза — в атмосфере чувствовалась тяжесть, в небе вокруг клубились тёмные тучи, которые с минуты на минуту затянут и тот клочок ясного неба прямо над его головой. Кроме того, искушение просто пересечь долину было сильным; в ширину она выглядела не очень большой; предгорья за ней, казалось, манили Гаррисона.

И пока эти мысли проносились в его тупо ноющей голове, он ехал верхом на изувеченной Машине вниз, в море тумана, и какие бы ужасы не скрывались в нём, продолжал двигаться вперёд до тех пор, пока молочная пелена не сомкнулась над ним, а внешний мир не остался за пределами устрашающе дрейфующей стены белизны.

Убаюканный тишиной и действительно ползущим движением Психомеха сквозь туман, а также медленным, шумным дыханием Сюзи, сидящей за его спиной, Гаррисон постепенно сбросил охватившую его вначале настороженность, закрыл глаза, уже уставшие от недостатка сна и попыток разглядеть что-либо впереди в этой молочно-белой глубине — и в этот момент разразилась гроза.

Гром ударял, словно молоты титанов, молнии сверкали, их огненные стрелы с шипением пронизывали туман и вонзались в размокшую землю, чтобы тут же исчезнуть, ненадолго освещая похожие на призраки в свете голубых вспышек скальные выходы и груды сланца. И в любое мгновение одна из таких стрел могла угодить в Гаррисона или металл Машины. Но нет, они били мимо. Затем, в свете особенно страшного грозового разряда, Гаррисон увидел, или думал, что увидел…

Нет, должно быть, среди беспорядочного грохота грома, в калейдоскопическом мерцании меньших молний, ослеплённые яркой вспышкой этой гигантской молнии, глаза обманули его — конечно, обманули.