– Холодный, – с удовлетворением ответил Артист. Подбежали из леса Боцман и Муха, пропустившие самое интересное.

– В комнате наверху компьютер. Закиньте в него на всякий случай гранату, – приказал им Голубков. – Все равно нашумели – дальше некуда. Да, найдите документы Дудчика на имя Поспелова.

С выстрела снайпера до этого момента прошло ровно девять минут.

В темноте под деревьями слепо барахтались насмерть перепуганные аисты. Птенцы, не ставшие еще на крыло, тревожно звали их из гнезда.

* * *

Муха резво гнал микроавтобус по дороге на Вроцлав. Шоссе шло вдоль реки и пересекало ее изящными мостами в двух местах. Дудчику сделали еще один укол, дали выпить коньяка. Он беспокойно уснул, потеряв всякую волю к сопротивлению бурным обстоятельствам судьбы. Чтобы объяснить сон и неспособность стоять на ногах одного из членов компании, выпили и остальные. Все – кроме Мухи. Все‑таки за рулем человек. Отчетливый запах спиртного должен был показаться пограничникам достаточной, чтобы объяснить их ночную поездку, причиной.

Муха, которому так и не досталась винтовка G‑11, все никак не мог утешиться и беспрестанно выспрашивал Артиста:

– Отдача сильная?

– Нет. И автомат почти не трясет.

– А как ощущается эта фиксированная очередь из трех патронов?

– Да никак – как один выстрел. Ты же понимаешь – две тысячи выстрелов в минуту.

Надо тебе было взять винтовку во дворе да стрельнуть пару раз.

– Разве что в Дудчика, – жестоко пошутил Муха. – Сволочь, сколько за ним набегались. А пустяками на операции заниматься... некогда. – Он махнул рукой, но тут же снова оживился. – А вот мне еще что интересно. Почему граната не взорвалась, командир?

– А потому что тебя рядом не было! – заржал Артист, с ознобом вспоминая, как покрылся холодным потом, ожидая этого взрыва.

Пастух отозвался на вопрос Мухи: ему, как и всем членам перевозбужденной команды, надо было разрядиться:

– Док, может, ты объяснишь? Я тоже не знаю.

Док заговорил сразу, как будто только и ждал этого вопроса:

– Понимаешь ли, друг Муха, при такой скорости выстрелов пули входят в тело одна за другой. В раневом канале в момент прохождения пули возникает на мгновение вакуум, а потом рана схлопывается. Но тут буквально рядом вонзается вторая и третья. Вибрация живой ткани не успевает затухнуть, как на нее накладывается новая. Вот эта встряска, вибрация – они накладываются друг на друга, резонируют, и пока еще никто не может сказать, к каким последствиям этот резонанс приводит.

Немцы провели опыты на животных – правда, у них там охрана природы, «зеленые» не позволяют особо много заниматься такими вещами, – и оказалось, что иногда выстрелы непредсказуемо влияют на органы, расположенные далеко от места ранения.

– И что это значит? Вибрация повлияла на кулак?

– Скорее всего, Амира просто парализовало, мышцы свела какая‑то судорога, вот кулак и не разжался. Темное это дело. Никто ничего не скажет, пока не испытают винтовку G‑11 как следует в бою. Как на нас сегодня пытались испытать.

Док подумал, что весь этот довольно кровожадный разговор был реакцией на их вихревую, взрывную активность во время операции: все уже кончено, а адреналин еще кипит в крови. Коньячком бы его немного пережечь...

– Давайте, ребята, еще по глотку. Все‑таки удача, – предложил Док.

– Не кажи «гоп», – строго остановил его Пастух. Но против коньяка возражать не стал. Голубков связался с Нифонтовым.

– Доброй ночи, Александр Николаевич, – сказал он кодовую фразу.