– Бессонница, – притворно посетовал Нифонтов – специально для того, кто мог прослушивать их разговор по сотовой связи. – Как твои дела? Оба сделал?

– Оба.

– Вот и хорошо, – лениво прозвучало в трубке. – Куда теперь?

– Во Вроцлав направляемся.

– Музыки много было?

– Аж уши заложило, знаешь. Гости были, иностранцы. Англичане. Понапивались все в лежку.

– Эти любят пошуметь, – посочувствовал Нифонтов. – Поезжай к куму моему, он вас подвезет.

– Вот и ладно, ты бы позвонил ему с утра, предупредил.

– Хорошо.

Разговор означал многое. Поскольку утром в Чехии начнется большой переполох, как только обнаружат остатки и останки английской штурмовой команды, то положение группы Пастухова‑Голубкова оставалось очень серьезным. Нечего и рассчитывать, что службы прорвавшейся в НАТО Польши пропустят через границу на родину ценнейшего информатора и группу захвата, устроившую целое сражение в Чехии.

Нифонтов отдал приказ прорываться по варианту "д". «Кумом» был польский бизнесмен‑фермер – глубоко и прочно законспирированный агент, переданный управлению для подстраховки этой операции из ФСБ. Фээсбэшники его отрывали от сердца и отдали только под большим нажимом сверху. Бизнесмен имел самолет для опрыскивания полей и свидетельство летчика. Вот с его‑то помощью и надо было вывозить Дудчика и всю группу на свою территорию. Вывозить против всех правил и законов.

– Уходим по воздуху, – сообщил группе Голубков.

* * *

– Ну, с Богом. «Ешчэ Польска не згинела». – Мотор затарахтел, и самолетик запрыгал по неровной взлетной площадке, уносясь в воздух, где от него сторонились аисты и другие загородные птахи.

«Кум» Збигнев выбрал курс подальше от больших городов, летел севернее Радома и Люблина.

– Знал я, что всякое может случиться. К тюрьме готовился, – говорил Збигнев сидевшему рядом Голубкову. – А чтобы вот так покидать страну... И во сне не снилось.

Ребята спали в крохотном салоне, куда хозяйские дети накидали душистого сена.

Дудчик проснулся, у него снова прорезались боли, и Док в самолетной трясучке вколол ему последний оставшийся шприц.

– Скоро прилетим, там окажут помощь, как надо.

– В тюрьме, – тихо добавил Дудчик, и никто ничего ему не сказал в ответ, хотя было что сказать ребятам.

Километров за сто перед границей пан Збигнев снизил самолет до минимальной высоты, сообщив по радио, что пошел на посадку. Теперь он далеко облетал даже небольшие деревеньки.

– В пограничных районах платят премии за сведения о нарушителях границы. Так что весь народ тут настроен на поимку таких, как мы. В общем, молитесь Богу, чтобы нас не засекли с земли. – И он по католически перекрестился слева направо. – Радары‑то нас вряд ли заметят.

Самолетик жался светлым брюхом к болотистой почве, едва не задевал верхушки деревьев, лавировал.

– Осталось километров пять, – объявил Збигнев, и глаза его сузились.

Голубков перешел в салон и улегся на сено рядом с Пастухом.

– Давно я на сене не лежал, даже не верится, – сказал он со вздохом.

– Как думаешь, не собьют?

– Думаю, нет, – спокойно сказал Голубков. – Поляки – они все больше на ту стороны границы посматривают: как же, через них тропа в Европу лежит, по ней многие хотят с московской стороны пробраться. А назад мало дураков найдется. Что им, рустов, что ли, ловить?

Пастух хмыкнул:

– Я не о том.