Они опять шли рысью, хотя лошади уже хрипели, роняя пену. Но еще через час вдруг из задних рядов донесся крик - не крик, а вопль. Это был кто-то из солдат.

- Смотрите! - вопил он.

Сзади, во многих полетах стрелы от них, по крутому горному склону бежал собаковод. Блестели доспехи на гигантском псе, чуть ли не с лошадь ростом, рыжей пылью вились за ним несколько псов поменьше, вился на ветру защитный плащ собаковода... Даже с такого расстояния в прозрачном воздухе было видно, что он очень молод, почти мальчик, и видно было как ровен и вынослив его небыстрый бег. Значит, это он догнал их у ручья. К ночи снова догонит.

- Что будем делать? - Сын повернулся к Начальнику Разведки.

- Делать можно. Сделать нельзя.

Но это сказал не Начальник Разведки, а тот солдат.

Начальник Разведки тут же занес плеть (хорошо, что не меч), но Сын неожиданно для самого себя властным движением остановил его. Солдат даже не покосился на них: взгляд его все еще был устремлен туда, где, перебежав открытый участок, скрылись в зарослях собаки и человек.

Сын впервые разглядел его. Рослый, светловолосый, типичный солдат Армии Лара, но с какой-то странной тоской в глазах. Непонятный парень.

Подъем стал круче, и Скадли на некоторое время потерял их. Собственно, он и до этого мог самостоятельно нащупать только солдат с их кожаными шлемами, поскольку металл на голове гвардейцев напрочь отсекал от внешнего мира мысленный рисунок. Солдаты, впрочем, его мало интересовали: не они принимают решения - и на них даже не стоило тратить сил; поэтому Малый скрытно бежал чуть впереди конного отряда, а так как он при этом оказался ниже всадников, то кое-что мог улавливать через их неприкрытые лбы и лица. Скадли, в свою очередь, держал связь уже через него. Конечно, при двойной передаче многое искажалось, но общую картину все же можно было оценить.

Среднего он присоединил к Малому лишь однажды, возле ручья. Вообще-то Малый может одолеть человека и сам: обессилить его внимание ложными выпадами, многократно рассечь мышцы и сухожилия, выпустить кровь. Но он не сумеет сделать этого в одну хватку - сразу и не дав крикнуть...

Но теперь даже небольшая собака не смогла бы укрыться в почти исчезнувшей высокогорной растительности. Впрочем, это не так важно запах-то свой они никуда не денут. Да и дорога им всего одна. А скоро в ущелье упадет ночь, столь же непроницаемая для глаз, как гвардейский шлем для мысли...

Когда стемнело, Начальник Разведки приказал скрытно разбить лагерь на небольшой поляне в кольце ощетинившихся шипами кустов, довольно высоко на склоне, вдали от ручья. Лошадей привязали к корявому деревцу посредине поляны. Бедные: отдохнут, но не попасутся. Ничего, еще на сутки их хватит (днем-таки удалось напоить), а там уже граница недалеко. Костер не разжигали - опасно.

Спал только Сын. Время от времени кто-либо из гвардейцев задремывал, но плеть Начальника Разведки будила его. Сам старик словно только что принял холодную ванну, а не скакал весь день, закинув лодыжки к подвязанному конскому хвосту.

Ночью лошади внезапно пришли в такой ужас, что разбудили Сына. Он встал, похлопал своего жеребца по морде, успокаивая. Где там - от страха тот готов был спрятаться ему в сапог.

- Не спишь, Господин Великий?

Сын обернулся. Да - тот самый солдат.

- Что тебе нужно?

Краем глаза Сын заметил, что Начальник Разведки уже стоит у него за спиной.

- Думаю.

- Думаешь? Ты что, член Совета, законник или философ? Я здесь думаю, в крайнем случае - он.

- Слушаюсь! - вскочил солдат, но глаза его выражали не бравую готовность, а все ту же тоску. Тоску и боль.

- О чем? - внезапно спросил Сын. ("Он ведь мой одногодок" - пришла незванная мысль.