Его глаза быстро привыкли к свету, и он пережил настоящее потрясение. Он стоял в центре обширной равнины, в форме слегка вогнутой чаши, окруженной низкими холмами.

Если не считать круга в сто шагов шириной, в котором стоял Хай, всю равнину заполняли черные воины. Хай в страхе смотрел на это множество и не мог даже приблизительно определить их численность. Он никогда не поверил бы, что земля способна выдержать столько людей – им не было числа, как в кошмаре, и эту нереальность усиливала угрожающая неподвижность черных орд. Только перья их головных уборов слегка шевелились в горячем полуденном воздухе.

Жара и давление окружающей толпы грозили задушить его, и он в отчаянии огляделся, ища способа спастись. Рядом с ним стоял Сторч, на плече он держал топор с грифами. Хай почувствовал укол гнева из-за его предательства, но почему-то сейчас оно не казалось важным.

Сторч смотрел не на него, а на группу военачальников венди, стоявших возле небольшого возвышения в конце свободного пространства. Оно пустовало, но привлекало всеобщее внимание, как сцена перед началом представления.

Снова послышался голос:

– Кто ищет Большого Черного Зверя, кто охотится на льва?

Жаркая тишина и неподвижность длились еще несколько мгновений, затем чудовищная толпа зашевелилась и вздохнула: на помосте появился человек.

Высокий головной убор из перьев цапли и возвышение, на котором он стоял, делали его богоподобным. Мантия из шкур леопарда ниспадала до земли. Человек стоял неподвижно, как высокое дерево на шумящей травяной равнине, и громогласное приветствие владыке потрясло до основания землю и небо.

Сторч поднес к помосту топор с грифами и положил у ног царя, потом попятился, и царь посмотрел на Хая через пространство, разделявшее их.

Хай взял себя в руки и, стараясь не обращать внимания на боль в теле и не хромать, подошел к возвышению и посмотрел на Манатасси.

– Мне следовало догадаться, – сказал он по-пунически.

– Ты должен был убить меня, – ответил Манатасси и выпростал из складок мантии правую руку. – А не вооружать меня вот этим.

– Ты не понимаешь, – сказал Хай. – Твоя жизнь не принадлежала мне. Я дал клятву.

– По-прежнему верен своему слову, – в голосе Манатасси не было насмешки.

– Другого способа жить нет. – Хай почувствовал усталость, он покорно ожидал неминуемой смерти. У него не оставалось сил спорить.

Манатасси своей железной рукой указал на армию.

– Видишь, какое копье я выковал?

– Да, – кивнул Хай.

– Кто может устоять против меня?

– Многие попытаются, – сказал Хай.

– И ты среди них?

Хай улыбнулся.

– Не думаю, чтобы у меня была для этого возможность.

Манатасси сверху вниз смотрел на маленького горбуна со спутанной бородой и синяками на лице и руках, в изодранной одежде, грязного и избитого, но не смирившегося, судя по тому, как он говорил о своей судьбе.

– Никто из моих людей не понимает нас, – сказал Манатасси Хаю. – Мы можем говорить свободно.

Хай кивнул, удивленный, но заинтересованный.

– Я предлагаю тебе жизнь, Хай Бен-Амон. Иди ко мне, дай мне любовь и верность, которые дарил Великому Льву Опета, и ты доживешь до старости.

– Почему ты выбрал меня?

– Я ждал тебя. Я знал, что ты придешь. Мои шпионы следили за тобой, но лишь судьба отдала тебя в мои руки.

– Но почему именно я? – настаивал Хай.

– Ты нужен мне, – просто ответил Манатасси. – Нужны твои знания, твоя рассудительность, твоя человечность.

– Ты простишь мне отрубленную руку?

– Ты ведь мог забрать жизнь.