– Нет, нет, Шон. Нет.

– Стоит только прислушаться к тому, как мы говорим. Я знаю, что употребляю слова неправильно и делаю грамматические ошибки. Надеюсь, это изменится, когда я стану управленцем. Я попросил бы, чтобы ты научила меня, но ничего не выйдет. Самое забавное, я знал, что у нас ничего не выйдет, когда все это только началось прошлым летом, только я не хотел признаваться в этом даже самому себе. Наверное, я был влюблен… да, я знаю, что был. Я прежде никогда не влюблялся.

– Я тоже.

– Ну, у тебя, мне кажется, и случая не было. У меня же они бывали, но я ни разу не влюблялся. До тебя. Только, любимая, как ты справишься одна?

– Справлюсь.

– Я по‑настоящему люблю тебя, Лиза. Не только из‑за секса. Я полюбил тебя с первой секунды, как только увидел.

Лиза подняла к нему лицо и потянулась губами к его губам. Прикосновение его губ и языка пробудило ее отогревшееся тело. Она почувствовала, как ее пронзила привычная дрожь желания. Шон вздохнул с удовольствием и облегчением. Полуодетые, они занялись любовью, погребенные под кучей одеял, руки Шона были теплые, а Лизины все еще ледяными, а в прицепе мерцало голубое пламя газа, и пар, превратившись в капли воды, струйками стекал по окнам.

Было восемь часов, когда они проснулись, намного позднее намеченного срока. Лиза готовила чай, надев свое стеганое пальто, когда Шон произнес:

– Я скажу тебе, что я сделаю. Я оставлю тебе фургон.

Лиза обернулась:

– Фургон?

Шон подумал, что она снова поправляет его.

– Ладно, учительница, прицеп. Правда всегда на твоей стороне, верно? Ты всегда знаешь лучше. Вот кем тебе стоило бы стать, не доктором или адвокатом, а учительницей.

– Ты на самом деле хочешь оставить мне прицеп?

– Конечно. Ты только пойми. Я собирался взять фургон в расчете на тебя, но если ты не поедешь, мне лучше жить с другими парнями, так будет легче.

– Ты мог бы продать его.

– Что, эту старую развалюху? Кто ее купит? Ее колебание длилось не больше секунды.

– У меня есть деньги, – сказала Лиза. – Я нашла их, когда ездила в Шроув. Они принадлежали Ив, но она хотела бы, чтобы они перешли ко мне.

– Ты не говорила об этом. Почему ты не рассказала мне?

– Потому что я очень плохая… или я подумала, что ты очень плохой. Не сердись сейчас.  Их много, больше тысячи фунтов.

Ей было стыдно, потому что она думала, что Шон отберет деньги, как только подвернется удобный случаи, а он в ответ лишь покачал головой.

– Я всегда говорил, что не стану жить за счет своей девушки, и так и будет. Даже, – он улыбнулся с сожалением, – если ты больше не моя девушка. Тебе он будет нужен, любимая, в любом случае. Я бы на твоем месте разыскал эту Хетер. Думаю, она себе места не находит, гадая, что с тобой приключилось. Она почувствует облегчение. И потом, может, вы с ней вместе поедете навестить твою маму.

Лиза подала ему чай.

– Я скажу тебе, что я сделаю, Шон. Я приготовлю нам большущий завтрак из яиц, и ветчины, и жареного картофеля, и поджаренного хлеба, и если прицеп провоняет, кому до этого дело?

– Мы встретимся когда‑нибудь снова, правда? – спросил Шон, принимаясь за первое яйцо. – Кто знает, вероятно, мы оба станем другими.

– Конечно, мы снова встретимся.

Лиза знала, что этого не будет. Как бы ни сложилась его судьба, сама она изменится до неузнаваемости.

– Нужно, чтобы кто‑то присматривал за тобой. – Шон слегка волновался, упаковывая свои сумки. Это были пластиковые пакеты из супермаркета, единственный багаж, который у него был. Ощущая свою вину перед ней, он не мог не волноваться.