По счастливой случайности, Лиза с матерью, сидя рядышком у окна материнской спальни, наблюдали в то время за птицами, которые клевали в кормушках, развешанных на ветвях бальзамника. Они видели, как подъехала машина и мужчина подошел к двери.

– Если он что‑нибудь спросит у тебя, ничего не говори, отвечай только: «Не знаю», – предупредила мать, – и можешь немного поплакать, если захочешь. Тебе это, вероятно, понравится, тебя это развлечет.

Лиза так и не поняла, кто был этот толстяк. Конечно, позднее у нее возникли предположения. Он сказал, что ищет пропавшего человека, мужчину, которого звали Хью такой‑то. Она забыла его фамилию, но имя Хью запомнила.

В прошлом июле Хью приехал сюда из Суонси на отдых – побродить в здешних местах пешком, но ушел из дома, где снимал койку, не заплатив за двое суток. Толстяк много говорил о Хью и о том, почему они разыскивают его и что заставило их приняться за поиски через полгода после его пропажи, но Лиза ничего не поняла. Он описал Хью, это Лиза поняла, она запомнила его белокурую бороду и клочья этой бороды в пасти Руди.

– Мы живем здесь очень тихо, инспектор, – сказала мать. – Практически никого не видим.

– Одинокое существование. – Что кому нравится.

– И вы не видели этого человека? – Он показал матери что‑то у себя на ладони, и мать, посмотрев, покачала головой. – Он не встречался на дороге или тропинке?

– Боюсь, что нет.

Подняв голову, мать пристально смотрела в глаза толстяка, отвечая на его вопросы. Став старше и опытнее, Лиза не раз мысленно возвращалась к этому эпизоду и думала, как, должно быть, поразила толстяка внешность матери: полные красные слегка приоткрытые губы, большие глаза блестят, кожа матовая, а выражение лица… о, такое обаятельное и искреннее. Ее роскошные волосы рассыпались по плечам, густые, темно‑каштановые, блестящие, они прикрывали ее, как шелковая накидка. А к нижней губе прижат маленький белый пальчик.

– Мы так, на всякий случай, – сказал толстяк, он пожирал ее глазами, но все же ему пришлось отвести взгляд и обратиться к Лизе: – Юная леди вряд ли его видела, не так ли?

Ей показали фотографию. Если не считать гравированных портретов в материнских книгах, это была первая фотография, увиденная Лизой, но она не призналась в этом. Она посмотрела на лицо, которое так напугало ее и которое рвали в клочья клыки Хайди и Руди, посмотрела на него и сказала:

– Не знаю.

Слова эти насторожили толстяка.

– Так ты, возможно, его видела?

– Не знаю.

– Взгляни еще раз, милочка, посмотри внимательнее и попытайся вспомнить,

Лиза испугалась. Она подвела мать, сделала все, как та сказала, но все равно подвела ее. Лицо того мужчины внушало страх, бородатого мужчину звали Хью, он был злым и насмешником, и кто знает, что он сделал бы, если бы мать не…

Ей не пришлось притворяться, что она плачет.

– Не знаю, не знаю, я не знаю! – закричала Лиза и разразилась слезами.

Толстяк уехал, извинившись перед матерью, обменявшись с ней рукопожатием и надолго задержав ее руку в своей. А когда он уехал, мать расхохоталась. Она сказала, что Лиза была великолепна, просто великолепна, и крепко обняла ее, и все смеялась, прижав к себе ее голову, она любила Лизу и восхищалась ею, но мать не поняла, что Лиза была действительно напугана, действительно боялась людей, действительно была сбита с толку.

Водителю долго не удавалось завести двигатель, и еще больше времени ушло на то, чтобы вывести машину из сугроба, поскольку колеса ее буксовали.