— Пожалуйста. В восьми квартирах жильцы недавно сменились, их я перечислять не стану. Представляете, Шрайберы получили «Амидар» в Нацерет-Илите! Как им это… Впрочем, неважно. Кто остался? Первый этаж, направо: инженер, бывший, конечно, с женой, бывшим филологом, трое детей — мальчики шести, пяти…

— Дальше, — нетерпеливо сказал Пуаро.

— Второй этаж, налево: бывший физик, его жена, врач, и представляете, ей удалось зацепиться в купат…

— Дальше! — Пуаро думал о чем-то своем и, задав молодому человеку вопрос, по-моему, не очень-то прислушивался к ответу.

— Третий этаж, налево. Однокомнатная квартира. Не квартира, а, я бы сказал, склеп. Но зато довольно дешево, всего триста долларов. Там бабка живет, пенсионерка. В стране лет сорок, кажется, из Марокко. Осталась без детей, это длинная история… К бабушке почти и не ходит никто.

— Именно эта квартира нам и нужна, — заявил Пуаро.

Ну, конечно! Бабушка-пенсионерка — кто еще мог украсть из банковского сейфа машину времени?

Мы поднялись вслед за Ициком на третий этаж, и полицейский позвонил в обшарпанную дверь.

Долго не открывали. Я уж приготовился съязвить, что бабку, наверно, убили конкуренты из «Моссада». Наконец, послышались шаркающие маги, и дребезжащий голос спросил что-то на иврите. Полицейский прокричал несколько слов, и дверь раскрылась ровно настолько, чтобы Пуаро смог втиснуть в щель голову. Я подумал, что если бабушка вздумает захлопнуть дверь, Пуаро останется если не без головы с ее серыми клеточками, то без усов — наверняка.

— Я хотел бы, — Пуаро старался говорить четко, хотя ни из чего не следовало, что бабка знает английский, — взять у вас серую металлическую коробку, которую оставил примерно месяц назад.

Эффект превзошел все ожидания. Старуха посторонилась, дверь распахнулась настежь, Пуаро влетел в комнату и по инерции мог бы расквасить нос о противоположную стену, если бы полицейский не ухватил моего друга за рукав. Старуха громко кричала, Пуаро поправлял усы, а дворник-программист, понимавший иврит, видимо, не блестяще, а на английском говоривший еще хуже, переводил путаную старухину речь, из коей следовало, что коробку она отдаст только за сто шекелей и не меньше, и только наличными, и прямо сейчас, и нечего было подсовывать ей вещи, она думала, что это бомба, боялась в туалет ходить! Почему не заявила в полицию? Еще чего! От полиции и шекеля не дождешься. Кто коробку подсунул, пусть и деньги платит! Сто шекелей, и не меньше!

Несколько часов спустя, когда с моря потянуло вечерним ветерком, мы сидели в номере «Хилтона», я наслаждался зрелищем бухты, похожей на раскрытую акулью пасть с клыками-отелями, Пуаро дегустировал вино «Кармель», а Вильнер, только что завершивший операцию по водворению машины времени в ее «законную» камеру, ожидал, когда мой друг соблаговолит начать объяснения. Честно говоря, я тоже терялся в догадках.

— Хорошее вино, — сказал Пуаро, — но «Тоскана» лучше… Нет, господа, старушка здесь не при чем.

— Это даже и мне понятно, — сказал Вильнер. — Но ведь машина пропала! Из запертого сейфа!

— Вот именно, — улыбнулся Пуаро. — Как можно было украсть машину времени? Не далее как сегодня утром Гастингс развернул перед нами цепь рассуждений, по-своему безупречных. Но я-то по этой цепочке пробежал сразу, когда слушал объяснения месье Вильнера.

— Рассуждать «а если» было бессмысленно, — продолжал Пуаро, — я ведь не физик. Если машина не была подключена к сети и не имела своих источников питания, как могли воры использовать ее — и именно ее — свойства? Чего бы они добились, запустив машину? Она отправилась бы в прошлое или будущее.