– Спасибо.

– Вы ведь здесь не по профессиональным делам?

– Нет‑нет. Моя жена была пациенткой вашего мужа, и я…

– Конечно, конечно. У вас должны быть к нему вопросы.

Она отправилась на поиски мужа, а Кардинал стал разглядывать обстановку дома. Полированная древесина твердых пород, дубовые панели и лепные украшения, – и это всего‑навсего в приемной. Он уже хотел сесть в одно из кресел, стоявших в ряд, когда распахнулась дверь и перед ним предстал доктор Белл – крупнее, чем он казался Кардиналу по воспоминаниям, значительно выше шести футов, с курчавой каштановой бородой, седоватой у подбородка, и с приятнейшим английским выговором, который у него, как уже знал Кардинал, не был ни чересчур аристократически‑шикарным, ни подделывающимся под говор рабочего класса.

Он взял руку Кардинала в свои и пожал ее.

– Детектив Кардинал, позвольте мне еще раз сказать: я ужасно сожалею о Кэтрин. Выражаю вам свои самые, самые глубокие соболезнования. Входите же, входите.

Если бы не громадный письменный стол и не отсутствие телевизора, помещение, в котором они оказались, могло бы сойти за гостиную. По всем четырем стенам до потолка шли книжные полки, набитые медицинскими и психологическими текстами – книгами, журналами, папками. Пухлые кожаные кресла, потертые и совсем не подходящие друг к другу, были установлены под таким углом, чтобы удобно было беседовать. И разумеется, здесь была пресловутая кушетка – уютный, домашнего вида диванчик, а совсем не то жесткое, геометричное ложе, которое вы привыкли видеть в фильмах о психоаналитиках.

По настоянию доктора Кардинал сел на кушетку.

– Принести вам что‑нибудь попить? Кофе? Чаю?

– Спасибо, все в порядке. Спасибо, что согласились со мной так скоро встретиться.

– Ну что вы. Это самое меньшее, что я мог бы сделать. – Доктор Белл поддернул свои вельветовые брюки, прежде чем сесть в одно из кожаных кресел. На нем был ирландский шерстяной свитер, и он совсем не походил на медика. Скорее он похож на профессора колледжа, подумалось Кардиналу, а может, на скрипача.

– Могу себе представить, что вы задаетесь вопросом – как могло случиться, что вы не увидели, как это приближается, – проговорил Белл, выразив в точности ту мысль, которая билась в голове у Кардинала.

– Да, – ответил Кардинал. – Если подытожить, то примерно так.

– И не вы один задаете себе такой вопрос. Вот здесь перед вами сижу я, человек, с которым Кэтрин в течение почти целого года обсуждала свою эмоциональную жизнь, и я  тоже этого не предвидел.

Он откинулся на спинку кресла и покачал своей курчавой головой. Кардиналу он невольно напомнил эрдельтерьера. Помолчав, доктор негромко добавил:

– Вероятно, если бы у меня были такие подозрения, я бы ее госпитализировал.

– Но ведь это необычно? – спросил Кардинал. – Когда пациентка регулярно приходит к вам на прием, но не упоминает о том, что она планирует… Зачем ходить к врачу, если ты ему не доверяешь или не можешь доверять?

– Она мне доверяла. Кэтрин не была чужда суицидальных мыслей. Но поймите меня правильно, ничто не указывало на то, что у нее имеется конкретный план, который она намерена в ближайшее время осуществить. Но, разумеется, мы обсуждали ее отношение к самоубийству. Какая‑то ее часть приходила от такой идеи в ужас, а какая‑то считала эту мысль весьма притягательной, – уверен, что вы это сами знаете.

Кардинал кивнул:

– Это была одна из первых вещей, которые она мне о себе рассказала, еще до того, как мы поженились.

– Честность была одной из сильных сторон Кэтрин, – заметил Белл.