— Много будешь знать, скоро состаришься, Ложкин. Налегай на весла, нам еще плыть да плыть.
— Вот черт… — вышел из оцепенения Ломакин. — А ведь реальный был столбняк, товарищ Каляжный… Кровь от лица, и словно в каторжные колодки заковали… Только сижу и думаю — успею полоснуть из автомата?
— Еще как бы успели, товарищ капитан, — рассудительно проурчал один из спутников Каляжного. — А вы бы не успели — так мы рядом, верно, Михаил Александрович? В два счета смели бы эту компанию с палубы, захватили бы катер, и все дела. И дошли бы до места с полным комфортом…
Люди оживились, посмеивались. Лодка резво побежала к левому берегу. Подрастали руины и уцелевшие жилые здания. Просматривались зенитные батареи в районе раскуроченных набережных, затопленная баржа у самого берега.
— А что, нормальная смена обстановки, скажите, товарищ капитан? — бухтел словоохотливый Ложкин, сдувая бусинки пота со лба. — На земле, в небесах и на море, как говорится… А опасно — так где оно не опасно? Уж всяко лучше, чем по лесам слоняться да обстановку изучать. Всю неделю, блин, слонялись. А что хорошего в этих лесах? Только комары да немцы… Товарищ капитан, вы уж манипулируйте нами, — опомнился боец, — куда плыть-то? Берег рядом. Справа немцы, слева немцы, а удача — она штука очень капризная…
— Давайте за баржу, мужики, — первым среагировал Ломакин, — там немцев быть не должно, складская часть гавани, ее наши утюжили особенно старательно…
В паре кварталов от реки ухнул мощный взрыв. Огненный шар взвился в небо и лопнул как мыльный пузырь. Падали стены, катились кирпичи, доносились крики людей, сливающиеся с перестуком автоматов.
— Вот же, матка-боска, что творят, пся крев их в душу… — путая русские и польские ругательства, пробормотал пан Пшиговский. — Там же Старый город, Ерузалимский парк, улица Светоянска — а ведь была когда-то красой Варшавы… Там собор Святого Иоанна, иезуитская церковь Нашей дамы Милосердной…
— Да ладно тебе о боге, товарищ, — проворчал Замятин. — Люди там гибнут, людей жалко…
— Так как же без бога… — сокрушенно вздохнул Пшиговский. — Не будет бога — так и людей не будет…
— Ладно, отставить, — шикнул на них Ломакин. — Вы тут еще теологические споры затейте, они так нужны сегодня… Мужики, осторожнее, там же винт у этой баржи, она же самоходная…
А вот последнее предостережение было не лишним. Баржа ушла ниже ватерлинии и встала, упершись в дно. Вода заливала внутренности судна сквозь пробоины в ржавых бортах. Лодка опасно приблизилась к кормовой части. Замятин вынул весло из воды, Ложкин налег на свое — и все же маневр не успели проделать. Затрещало под днищем — так пронзительно, душераздирающе! Рвалось прогнившее дерево. Словно на клык подводной скалы насадили лодку! Но усилием гребцов она съехала с препятствия, закачалась. Вода хлынула в дыру! Гребцы ругались, яростно работали веслами. Снова всех смешил сержант Ложкин: самое время купаться, плескаться, нырять, кувыркаться… Шипели офицеры: быстро к берегу, пока совсем не развалились! Заремба, не спать, отчерпывать воду! А вы, товарищи бойцы и товарищи поляки, какого хрена уставились, как на новые ворота? Тоже отчерпывайте! Да плевать чем, хоть руками!
Лодка на глазах погружалась в воду. От взрыва рухнуло строение, стоявшее наверху, и разлеглось у воды составными конструкциями. Успели в самую тютельку! Когда нос лодки уткнулся в берег, борта уже скрылись под водой. Люди спрыгивали на камни, выбрасывали на берег оружие, вещмешки, сами перебирались под защиту парапета. |