Он вышел во двор и, посвечивая фонариком, захромал по дорожке. За ним, поёживаясь, пошёл Иван Кузьмич, следом Алёша и Витя.

Луч то неторопливо скользил по дороге, то легко пролетал по сопке и, отрываясь от земли, бросался сквозь тьму в самые далёкие звёзды. Но вот он вернулся на сопку, снова прошёлся по тропе и упёрся в сарай.

Дверь протяжно скрипнула и застыла. Алёша вздрогнул. Но Иван Антоныч щедро сказал:

- Материалу здесь, Кузьмич, на целую армию!

Он распахнул дверь, шагнул и вдруг, метнув наверх луч, крикнул:

- Стой!

Дверь откинулась. Мгновенный удар чем-то тяжёлым обрушился на Ивана Антоныча, хватаясь за грудь, он вскрикнул: «Ах ты, броня…» - и поехал по косяку вниз.

А мимо, оттолкнув ребят и учителя, в камыши ринулся кто-то тяжёлый, громадный. И в бьющем вверх застывшем луче света рядом с Ломоносовым мелькнуло почти знакомое угловатое лицо.

- Алёша…-всхрипнул Иван Антоныч,-Алёша!

И это «Алёша» толкнуло Ломоносова с незнакомой ещё силой вперёд, за врагом, потому что оно и означало только одно: «Задержи!»

Не оглядываясь, Алёша крикнул:

- На заставу! - и, пригнувшись, бросился за бежавшим.

На миг шум притих. Алёша тоже остановился.

Тьма наполнилась напряжением и опасностью. Он почувствовал, как в ней озирается и, прислушиваясь, выискивает направление бандит. Как он зрачками и слухом впитывает этот сжимающийся, наполненный грохотом сердца простор.

И сам Ломоносов в один миг уловил всю их долину: справа - санаторий, впереди - застава, слева - сопка и граница. И если враг знает местность, ни к заставе, ни к дороге он не пойдёт.

Он кинется только здесь - в гору, по сопке. Обратного пути у него нет.

Алёша это понял и, вдруг почувствовав прилив смелости, бросился по тропе, опережая врага.

Рядовой Волков между делом выпускал прощальный номер стенгазеты, посвящённый уволенным в запас товарищам и вырисовывал детали локомотива, из окошка которого в пограничной зелёной фуражке смотрел вдаль Майоров. Ему вслед махали цветами пионеры, а впереди кто-то тоже поднимал над головой яркий куст роз.

- Волков, снимай сапог! - послышалось из угла.-Сейчас дошью валенок, отремонтирую.-Это, обложившись валенками у тёплой кухонной печки, Пузырёв продёргивал сквозь войлочную подошву суровую нить.

- Сейчас,-наклонясь над столом, сказал Волков,-дорисую Майорова и сниму.

В это время в столовую, разминувшись с выходившим Ибрагимовым, вбежал Прыгунов; заглянув на кухню, сам, чтобы не отрывать Волкова, набрал макарон и с тарелкой остановился у стола.

- Да, жаль - уезжает…-сказал он про Майорова.

- Срок выйдет, и ты уедешь, - Волков посмотрел на заострившееся обветренное лицо Прыгунова.

- А может, и не уеду.

- Почему?

- Ты здешние заливы и маяки видел? - торопливо спросил Прыгунов: он должен был подменить дежурного.

- Нет…- Волков нарисовал на груди Майорова знак отличника.

- А у старого вулкана, в пещерах бывал?

Волков удивлённо посмотрел на товарища.

- А лотосы видел? - Он мог бы ещё спросить про горизонт с фонтанами китов, про Курильские острова…

- Нет.

- И я не видел,-подмигнул Прыгунов.-А посмотреть хочется.

- А как же нефтевышки Тюмени?

Прыгунов поставил тарелку, вздохнул и сказал:

- Знаешь, здесь надёжные люди тоже нужны. И ребята здесь отличные…

- Волков, давай сапог! - снова прозвучало из угла.

И в тот же миг за окном вспыхнуло: ярко полыхнул луч прожектора. В репродукторе раздалось:

- Застава, в ружьё!

И все, кто был в столовой, в казарме, в Ленинской комнате,-все бросились к оружию.