Внутри творится какой-то раздрай. Я впервые, как слепой пес, тыкаюсь из угла в угол и не пойму куда идти. Даже нюх отказал. Как поворот не туда. И я свернул в какую-то безнадежную дыру, в беспросвет самый настоящий. Провел пальцами по фотографии и рухнул на постель, лицом вниз, в матрас. Какое-то время так и лежал. Потом вскочил и схватил свой сотовый. Набрал Прохора, который «вел» Оксану. А там длинные гудки и ни ответа, ни привета. Неприятное ощущение, и сводит скулы, деревенеют ноги и руки. Мне это не нравится.

Ключи от машины со стола прихватил, к двери бросился, вернулся сцапал наше фото с ее кровати, сунул в карман и через одну ступеньку по лестнице вниз, сломя голову, на ходу нащупывая ствол в кобуре сзади.

Со всей дури давлю на газ и набираю Леху.

— Что там с Прохором? Пробей, где его тачка? Он мне не отвечает! Смотри сейчас, пока я на телефоне.

— Стоит уже больше часа в каком-то захолустье. Не уезжал, с тех пор как приехал.

— Адрес скинь.

— Две секунды у тебя на сотовом.

— Давай.

Приехал в какой-то ужасный район, злачное место, рассадник наркоманов. На каждом шагу барыги и кайфушники. Ширяются прямо на улице. Что она здесь забыла? Зачем приезжала в этот гадюшник? К кому? Что ты скрывала от меня, Оксана? Какого черта оговорила себя? Найду тебя и душу на хрен вытрясу! Убью тебя лично! Сверну твою тонкую шею!

Остановил машину, издалека вижу неприметный старый внедорожник Прошки. Снова его набрал — тишина. Уснул, что ли? Иду к его машине, вижу, что за рулем сидит. Точно уснул. Говорил ему, чтоб отпуск взял. После рождения мелкого на ходу вырубается. Я к передней двери крадучись подошел, распахнул резко, и Прохор мне в ноги вывалился, по сиденью кровь растеклась, на асфальт капает. Я палец к шее чуть ниже уха прижал. Выматерился, глаза мертвого Прохора прикрыл и ствол тут же вытащил, щелкнул затвором и к дому. Внутри все холодеет. Паника охватывает постепенно. Вначале клещами за затылок, потом сильными уколами между лопаток вдоль позвоночника. В подъезд вонючий зашел и по лестнице поднимаюсь, оглядываясь на каждую дверь, прислушиваясь. Мне страшно, я весь потный от напряжения и ужаса, что могу увидеть то, с чем никогда не смирюсь, то, что убьет меня самого на месте.

На самом последнем этаже одна из дверей распахнута настежь. Бросился туда.

— Оксана! Ты здесь? Оксанааааа!

Мебель разворочена, все на полу валяется. Как будто кто-то сильно сопротивлялся. Бойня здесь была страшная, лампочка все еще раскачивается в коридоре и поскрипывает. Я в комнату сунулся с пистолетом в вытянутых руках — никого. На кухню бросился. Пот течет по глазам, в рот.

— Оксана! — резкий выпад из-за двери, а на полу мужик какой-то лежит лицом вниз. Наклонился к нему и рывком к себе развернул.

— Твою ж мать! — назад дернулся.

На меня смотрели глаза того, кого я лично закапывал в могиле несколько лет назад живьем.

— З..до-ро-во…Б-бе-ше-ны-й…

ЭПИЛОГ

Наргиз Закирова

В особняк Зарецкого меня везла его личная служебная машина с молчаливым седоволосым водителем за рулем. Широкие затемненные очки скрывали половину его лица, и он напоминал мне героя франшизы «Люди в черном». С одним исключением — желания смеяться у меня не возникало. Даже наоборот. Мне было страшно. Очень и очень страшно.