Мы не увидим.

Нас на станции несколько, жаль только, что жуков больше нет. Жучих, точнее. Итак, обрисую обстановку: я, жук Герасим, представитель наиболее развитой части бывшего земного населения. Космонавт Валера, мнящий себя царем природы. Робот Федор-Два, выступающий то сам по себе – в меру способностей двух десятков микрочипов, – то как инструмент безымянного управляющего компьютера станции. Забавная железка, последний присланный апдейт к которому начисто свернул электронные мозги.

Ну, вы позже поймете, что я не шутил.

Все мы заперты в железной банке, крутящейся в качестве оси огромного колеса. От нас к бублику, шине этого самого колеса, отходит масса спиц систем обеспечения, на которых расположены солнечные батареи. Энергии у нас – завались, а за счет вращения есть и искусственное тяготение. Хорошо, кстати, что есть, плавать в невесомости мне лично не по нутру.

Валера тяжело пережил гибель различных форм жизни от вируса. Нет бы сочувствовать нам, жукам, но этого не дождаться… Он сперва не верил, потом плакал, затем замкнулся в себе и – при помощи Федора-Два – соорудил из микроволновой печки, бака для отходов и нагло пущенных на свои нужды оранжерейных растений самогонный аппарат.

Теперь не просыхает, размышляя вслух о необходимости суицида. Печаль Валеры в том, что он, как последний человек Земли, должен сделать нечто запоминающееся, а в отравленный этанолом мозг ничего дельного не приходит.

– Кхм-хм… Утро красит нежным светом стены дре-е-евнего Кремля… Доброе утро, товарищи! Ноги на ширину плеч, нет времени на раскачку. Начинаем утреннюю гимнастику… прошу отнестись к этому с пониманием.

Проснулся, красавец.

Я отполз в угол своей прозрачной коробки, подальше от муляжа жучихи и стенки, за которой – словно мне назло! – активно размножались тараканы. Вот уж точно безмозглые твари, зато живучие. Валера их второй месяц не кормит, а им хоть бы хны. Плодятся как заводные и жрут друг друга.

Замкнутая система.

Приятный баритон, продолжающий нести чушь, принадлежит не Валере, как вы, вероятно, решили, а нашему железному другу. Ведру с манипуляторами по имени Федор–Два. Сейчас гимнастику проведет и начнет политинформацию, до которой он большой охотник. Все нам расскажет, ничего не забудет. Жаль только, что никаких стран-агрессоров, равно как и заговора мировой закулисы больше нет. Даже если они и были раньше, в чем лично я глубоко сомневаюсь. Изредка Федор напрягает даже космонавта Валеру, а ведь тому еще на Байконуре сделали прививку от чуждого влияния.

Или психоблок поставили, я точно не знаю. В любом случае меня сия участь миновала.

Дело в том, что никто понятия не имеет о наличии у нас, жуков, высокоразвитого интеллекта. Разговаривать нам мешает строение ротового аппарата, изобретать себе алфавит лень, а строить что-либо сложнее норок из говна и палок мы не считаем нужным.

Не считали.

Боюсь, что я тоже – последний представитель своего вида во вселенной. Вирус беспощаден, я краем глаза смотрел последние новостные выпуски перед Концом.

– Заткнись, дятел! Голова болит… – гаркнул Валера. Его тоже разбудила механическая гимнастика. – Налей лучше, а то это… Руки меня подводят что-то.

– Товарищ! Выше знамя капиталистического соревнования! Все как один на голосование по поправкам в закон о сборе валежника! – сообщил Федор-Два. Но послушно откупорил бутыль с мутным раствором, неловко шоркая манипуляторами, зацепил стакан и набулькал его полностью. До краев.

Его координации движений хватало не разлить дар небес, а вот в Валере я ни хрена не был уверен. Расплещет половину, а в отсеке и так дышать нечем: густая смесь ароматов перегара, машинного масла и шампуня «Нивея», которым Валера протирал пульт управления, резала глаза и заставляла меня дрожать хитином.