– Денег много! – ухмыльнулся Бубенец.
– И это мой брат! – воскликнул Мимош. – Ашшур, если в эту голову вместилось столько глупости, почему не нашлось места для капли ума? Император платит соктам, чтобы сокты перехватывали табитские тримараны. Кроме того, они вполне годятся для гаданий по внутренностям и жертвоприношений.
– Если ты такой умный, – едко произнес Бубенец, – то почему ты не Владыка?
И отпрыгнул назад, чтобы избежать тумака. При этом он толкнул какого‑то моряка‑самерийца, и тот немедленно двинул цирковому в ухо.
Бубенец свалился, а Мимош бросился на самерийца. Но Фаргал, который был ближе, успел первым. Уроки, преподанные Большим, не прошли даром. Моряк перевернулся в воздухе и воткнулся лицом в брусчатку.
Рядом кто‑то одобрительно засвистел.
Бубенец встал, потирая ухо. Поднялся и моряк. Потрогал разбитый нос, сплюнул кровь и вдруг пронзительно свистнул.
– Сматываемся! – Мимош дернул Фаргала за руку. Но тот не сдвинулся с места. – Ах ты сопливый щенок! – с гортанным самерийским выговором процедил моряк. – Смерти хочешь?
– Мало тебе? – спросил Фаргал. – Добавить?
Из троих он – младший, но именно его учил бою старый солдат. И он не понимал, почему должен бежать.
Пусть удирает тот, кого побили.
– Сматываемся, дурак! – закричал Мимош. – Вон же его корабль стоит!
Но Фаргал уперся… И отступать стало поздно.
Дюжины две моряков‑самерийцев подвалили на свист земляка и окружили цирковых. Те встали спина к спине, хотя положение было явно безнадежное. Разве что стража подоспеет или вступится кто. Но кто захочет связываться с такой сворой?
Первый, ушибленный Фаргалом моряк достал нож.
– Молись своим божкам, щенок, – прошипел он. – Сейчас я тебя разрисую красным!
В руках Фаргала тут же оказались метательные ножи (он никогда с ними не расставался).
– Вряд ли, – сказал юноша. – Интересно, будут ли блевать здешние псы от твоих вонючих кишок?
Отлично сказано! Фаргал покосился на Бубенца: оценил ли? Но тому было не до шуток. У парня даже нос вспотел от испуга. Репутация у самерийцев самая скверная. Только бы к себе на корабль не затащили!
А вот Фаргал чувствовал себя прекрасно. Он видел, как эти свирепого вида плосколицые мужики поглядывают друг на друга: кто сунется первым? Трусят, разорви их псы! Жаль только топора нет, с топором…
Бубенец вскрикнул: кто‑то кинул в него камень. Но следующий камень был пойман Мимошем и отправлен обратно. Теперь завопил один из моряков.
– Эй, торгаши, – закричал один из соктов, сопровождавший скованных дикарей. – Никак вы трех мальчишек испугались?
На него зыркнули злобно. Но… корабль соктов тоже пришвартовался совсем недалеко.
Несколько самерийцев бросились к своему судну. За настоящим оружием.
– Ну, влипли так влипли, – прошептал Бубенец.
Первый самериец свирепо ухмылялся, поигрывая ножом. Фаргал тоже усмехался. Презрительно.
Посланные на корабль вернулись. Пострадавшему тут же сунули меч и небольшой прямоугольный щит.
– Вот так, щенок, – сказал самериец, шмыгнув кровоточащим носом. – Конец тебе.
Он шагнул вперед, и Фаргал отвел руку для броска. В глазах его было столько уверенности, что моряк заколебался.
Впрочем, вернувшиеся с корабля самерийцы не только принесли оружие. Они еще привели с собой того, кто никогда в жизни не отступал перед противником.
Невысокий коренастый воин в стальной кольчуге, с толстенной косой, свернутой на затылке и длинным мечом за спиной раздвинул кольцо моряков.
– Хархаздагал! – обрадованно воскликнул ушибленный Фаргалом. – Убей его, Хархаздагал!
Фаргал перевел взгляд на воина. |