Немного успокоившись, продолжала уборку. «Неужели и в Антоне сидит животное? — с тревогой думала она. — Нет, не может быть. Но в последнее время он какой-то невнимательный, вроде бы избегает меня… А может, я это придумала?»

В дверь постучали. Тоня вздрогнула:

— Кто там?

— Киношницы, — раздался голос Дины. — Ты чего заперлась?

Тоня впустила подруг, рассказала, что произошло. Но постаралась все смягчить: умолчала, что Хлыев запирал дверь, что она хотела выброситься.

Галя замерла, оцепенела, а Дина, снимавшая, как чулок, сапог на высоченной платформе, недобро сузила темные глаза.

— Жаль, что не на меня этот тип нарвался, я бы из его личика бифштекс сделала. Или поручила бы эту грязную работу Лёне.

Леня нет-нет да появлялся у них в комнате, к большой тревоге комендантши, усматривавшей в этих визитах опасность для нравственного климата общежития.

Дина в последние недели ходила с затуманенными глазами, говорила удивленно: «Так не бывает». Видно, еще не верила своему счастью.

После того как Василия Кудасова досрочно освободили, он устроился на работу в домоуправление слесарем. Работа не ахти какая, но выбирать не приходилось, следовало подумать и о жене Наде, сыне Гошке.

Работать можно было, да вот компаньоны Василию попались, как на подбор. Для них всегда дважды три — пятнадцать.

Когда этой братии в какой-нибудь квартире говорили «спасибо», они отвечали: «Зачем спасибо, если есть поллитры?»

Надя сразу же стала просить:

— Уйди ты, Вася, от этого сброда. Разве ж такая работа по твоей квалификации?

И еще — были оскорбительны подачки жильцов. Как холую на чай. Недавно Кудасов попал по вызову на квартиру к пожилому писателю. Подкрутил водопроводную гайку, всех-то и дел. А писатель трояк сует. Спрашивается — за что? Василий посмотрел на этого беспомощного человека с осуждением:

— Я ж на службе, а вы меня обижаете…

Писатель почему-то пришел в телячий восторг, засуетился, начал дарить ему свой роман. Роман Василий принял, только попросил:

— Надпишите моей жене Наде. Она знаете, как любит читать…

Однажды Кудасов сам позвонил Коробову. Когда Иван Родионович стал наводить о нем справки, управдом дал отменный отзыв:

— Лучший наш слесарь. Никаких к нему отрицательных претензий.

Вот тогда Коробов и вызвал Василия к себе.

Сейчас Кудасов ерзал в кресле перед ним, а Иван Родионович не торопился начать разговор. Какой ты, Василь?

Был в войну пятнадцатилетний Вася Гусев, что окончил в сороковом году ФЗО при Кировском заводе, а вскоре создал ударную фронтовую бригаду на Челябинском тракторном. Через год наградили Василия Васильевича орденом Ленина, песню о нем сложили. И разве мало было таких Василиев Васильевичей! Пять из них повторили подвиг Матросова, двести пятьдесят стали Героями, другие возрождали Сталинград, Донбасс.

Но что же ты за человек, Василий Кудасов? Можно получить и высшее образование, а остаться даже без начального воспитания.

— Вот что, Василий Васильевич, — наконец сказал директор. — Если хотите, могу взять вас с испытательным сроком дежурным сантехником. Работа с перспективой…

— Да я… — даже привстал в кресле Кудасов, и на его худом лице можно было прочитать готовность тотчас же приступить к делу, — с милой душой!

— Вот и договорились. Только чтобы душа действительно была милой.

Ему почему-то припомнился такой эпизод из биографии «гепетеушника» Кудасова.

Тот жил на третьем этаже общежития, а девчата на втором. И придумал Вася хитрый способ для передачи «телефонограмм»: клал записку в спичечную коробку со свинцовым грузилом, опускал на нитке, и, качнув, стучался в окно девчат.