Покачав головой, будто сам удивился сентиментальности слов, прозвучавших из его уст, он попросил:

— Только не рассказывай никому об этих маленьких глупостях. От бизнесмена все ждут абсолютной прагматичности. И я пытаюсь этим ожиданиям соответствовать.

— Не беспокойся на этот счёт. Я не пересказываю наши с тобой разговоры подругам.

Она не сказала ничего о причинах, почему ей никогда не пришло бы в голову это сделать. Но он явно понял её и без слов. Это заставило его посерьёзнеть.

— Я очень рад, что ты всё-таки приехала, Саша, — произнёс он, отворачиваясь от океана и сосредотачивая гипнотический взгляд своих карих глаз на ней. — Я боялся, что ты откажешься.

— Неужели многие отказываются от приглашения на яхту? — подколола его она.

— «Многие»? — хмыкнул он, пригубив шампанское и задумчиво откинувшись на спинку мягкого сиденья. — Признаться, яхта всегда была для меня убежищем от всего остального мира. Местом для уединения. Не так уж часто хочется делить это место с кем-нибудь.

— Да брось. В жизни не поверю, что здесь не побывало множество твоих девушек, — недоверчиво покачала головой Тёрнер, дав понять ироничной улыбкой, что ей не стоит рассказывать сказок.

— Если верить тому, что пишут обо мне в прессе — то добрая тысяча, включая всех «мисс Бразилия» за последние пять лет, — засмеялся он. — Мне иногда кажется, что авторы светских хроник черпают представление о жизни состоятельных людей из порнофильмов, либо — убеждены, что мы ведём себя в реальной жизни так же, как их персонажи живут в «Omnilife».

— Значит, в этом нет ни капли правды? — всё так же иронично-недоверчиво улыбнулась Саша. — Того и гляди, я сейчас услышу, в лучших традициях любимой тобой католической риторики, что ты не признаешь внебрачного секса до брака и ждёшь ту самую единственную.

— Любишь же ты подкалывать, — признал он. — Быть публичной персоной в Бразилии, не будучи католиком — это, как говорят дипломаты, mauvais ton. В XXII веке — даже в большей степени, чем сто лет назад. Мир меняется слишком быстро и разительно. И людям необходимо хотя бы что-то неизменное и крепкое, за что они могут держаться. Покуда религия помогает людям помнить о необходимости любить себе подобных и пытаться поступать с ними порядочно — я не спешил бы клеймить её пережитком прошлого.

— Моя бабушка говорит то же самое.

— Прозвучало как намёк на моё старпёрство, — засмеялся бразилец. — А ведь между нами всего двенадцать лет разницы.

«Ловко же ты ушел от вопроса о побывавших тут толпах твоих любовниц» — подумала она.

Но едва ей пришла в голову эта мысль, Рикардо опроверг её:

— Отвечу прямо, Саша. Раз уж ты правильно определила, что я не слишком похож на монаха, хранящего целибат. Появись у меня эта яхта, когда мне было лет восемнадцать-двадцать, скажем, в виде отцовского подарка — не сомневайся, что любая порностудия могла бы отснять тут шикарный материал. В том возрасте гормоны преобладают над разумом у всех парней. А если тебе досталось ещё и состояние, для получения которого ты не ударил палец об палец, и девушки сами липнут к тебе, будь ты хоть законченным болваном — легко с головой провалиться в мир бездумного гедонизма. Так случилось со многими моими ровесниками из того круга, в котором я провёл школьные годы. Так могло бы случиться и со мной, сложись моя судьба чуть иначе. Но в восемнадцать лет я остался единственным мужчиной в семье, на попечении которого находились больная на тот момент младшая сестра, убитая горем мать, а также бесчисленные судебные тяжбы и скандалы, и пустые банковские счета.