Городок исчез в долине за очередной скалой. Дорога превратилась в каменистую тропку, и Маркиз забеспокоился, не заблудились ли они. Когда лошадь споткнулась и сбросила Веронику, Маркиз объявил привал. Ночь была очень холодной, пришлось вытащить из сумок спальные мешки и одеяла. Гош окоченевшими пальцами пытался развести костер, но трава и веточки мелкого кустарника только тлели, не давая огня. И тут в темноте, чуть ли не прямо над головой, Вероника разглядела нечто необычное.

На склоне горы, в совершенно неожиданном месте, стоял небольшой каменный дом. Он был похож на огромное ласточкино гнездо и, казалось, держался на отвесной скале каким-то чудом. Неосвещенный, во мраке дом почти сливался со скалой. Однако над трубой вился дым, отчего Вероника и заметила строение. Дым был чуть светлее неба, как будто отражал свет звезд.

Взяв лошадей под уздцы, они медленно, нога за ногу, двинулись в гору по тропке настолько узкой, что на ней еле умещалась ступня взрослого человека.

Дверь отворила тучная женщина со свечой. Ничего не сказав, она отступила назад и произнесла что-то непонятное. Через минуту в круг света от свечи вступил низкорослый старик в неряшливом, сбившемся набок парике. Он шире открыл дверь и забормотал, приглашая незваных гостей войти:

— Да-да, догадываюсь. В городе эпидемия, переночевать негде, а вы устали с дороги. Что ж, добраться сюда ночью — для этого требуется немалое мужество или безрассудство. Входите, я, понятное дело, всегда рад гостям. Лошадей придется оставить перед домом. Конюшни у меня нет.

Маркиз пытался как-то объяснить их внезапное нашествие, но, похоже было, старик его не слушал.

— Завтра, — сказал он. — Завтра обо всем поговорим. Женщина, приготовь господам комнату, а ты, юноша, будешь спать в кухне. Неужели в этом доме нет больше свечей, женщина?

Он деликатно подтолкнул Маркиза и Веронику влево, к открытой двери в какое-то помещение. Толстуха, бросив на старомодное, встроенное в стену ложе пару то ли одеял, то ли шкур, вышла, пятясь, и исчезла в сенях, унося с собою свечу. Вероника ощупью добралась до кровати.

— Мы правда очень вам признательны… — начал Маркиз, но старик его перебил:

— Завтра поговорим о том о сем, а сейчас — спокойной ночи. Без сновидений, — сказал он, уходя.

Все произошло так быстро, что они не успели разглядеть ни хозяина, ни его дом. Гош исчез; вероятно, пошел — или его отвели — на кухню.

В комнате пахло камнем и сыростью, а темнота была поистине непроницаемой и холодной, как атлас. Вероника пальцами отыскала губы Маркиза. Они любились на влажных одеялах пылко и торопливо, словно эта странная ночь должна была вот-вот закончиться. Засыпая, Маркиз вспомнил про нерасседланных лошадей перед домом, но не нашел в себе сил, чтобы подняться с постели. Смешанное тепло двух тел сотворило безопасное убежище, кокон, оберегающий от непостижимого влияния ночи.

Утром их пригласили позавтракать на террасу, находившуюся на невидимой с тропки стороне дома. Позвали и Гоша. На террасе стоял пустой стол, накрытый белой, чересчур длинной скатертью — края ее свисали до земли. Хотя терраса была защищена еще и скалистым склоном, по ней гулял резкий горный ветер, пахнущий снегом и зимой. Временами его порывы были так сильны, что скатерть беспокойно вздувалась, словно норовя вместе со столом взмыть в холодное голубое небо. Стулья расставили по одному с каждой стороны стола, далеко друг от друга. Три из них заняли гости; через минуту явился хозяин с тарелкой сыра и хлеба и бутылкой оливкового масла. Он был небрежно одет в нечто напоминающее старомодный черный камзол. Из рукавов торчали рваные кружевные манжеты. Темный разлохматившийся парик сполз на одно ухо.

— Чем богаты, тем и рады, — сказал он и первый принялся за еду.