— Чем богаты, тем и рады, — сказал он и первый принялся за еду. Вероника многозначительно взглянула на Маркиза.

— Мы вам чрезвычайно благодарны за гостеприимство. Самое время представиться, — произнес Маркиз и почтительно привстал со стула.

— Весьма польщен. Мое имя Делабранш, что вам скорее всего ни о чем не говорит, — сказал хозяин, макая хлеб в масло и заедая сыром. — Зато я, друзья мои, знаю, кто вы и куда держите путь. Сьерра-дель-Кади, не так ли? Да-да, в Испанию. В этой стране, собственно, живут для того, чтобы любить. А во Франции любить — значит рассуждать о любви. Да-да, истинная правда.

Ветер с каждой минутой усиливался, и, чтобы быть услышанным, говорить приходилось очень громко. Маркиз, откашлявшись, чуть ли не закричал:

— Как получилось, сударь, что вам известна цель нашего путешествия и… и…

Делабранш беззвучно рассмеялся, затрясшись всем телом.

— Мне ли не знать, где собака зарыта. На всем свете только раз в сто лет кто-нибудь отправляется в такое путешествие. Это редкий случай, а я осведомлен о всех редких случаях. Я, дети мои, врач. Может быть, еще сыра? Врач. Ну, знаете, касторка, сенна, ревень от запоров и бульоны из змей от анемии. Я дам вам в дорогу хорошей хины…

— Вам про нас рассказывали? Кто-то здесь до нас побывал? — перекрикивая ветер, спросил Маркиз. У Вероники побелели костяшки стиснутых в кулаки пальцев.

— Ну, не преувеличивайте, сын мой. Не настолько уж мир вами интересуется. Я же обязан знать о том, что происходит, — работа у меня такая. Да-да, а хина моя помогает даже при моровой язве. Бояться ее, кстати, нечего, это все обыкновенная паника. Городок отравился старым сыром. Вдобавок еще несколько случаев сифилиса. Испанская болезнь. Но паника уже поднялась. Каждый болеет тем, чем хочет… Если вы намерены пересечь границу, вам понадобится свидетельство, что вы здоровы. Выдать такую грамоту может только городской старшина, у него там есть свои коновалы. Но на это, дети мои, у вас уйдет не меньше недели. Они обязаны за вами понаблюдать. Поставят уйму печатей, и только с этой бумагой испанская пограничная стража вас пропустит.

— А вы, сударь, не можете дать нам такой документ? После освидетельствования, конечно, — спросила Вероника.

— К сожалению, не могу, милая барышня. Я не тот врач. Тут нужен официальный лекарь. А я слыву просто чудаком.

Маркиз хотел что-то сказать, но промолчал. У него не было сил перекрикивать ветер. Делабранш будто прочитал его мысли.

— Пищу принимать, дети мои, нужно на свежем воздухе. Вместе с едой поглощаешь чистое дыхание мира. Это как бесплотный поцелуй — продлевает жизнь и очищает кровь. А ты, моя милая, очень бледненькая.

Затем Делабранш вдруг обратился к Гошу. Мальчик, смущенный тем, что его усадили за один стол с господами, оробел еще больше.

— Чтобы обозначить свое присутствие, не обязательно все время молоть языком, верно? Не в пример старому Делабраншу.

Гош неуверенно кивнул и вопросительно посмотрел на Маркиза.

— Он не говорит! — крикнул Маркиз, приставив ко рту сложенную трубочкой ладонь.

— Я это и имел в виду! — прокричал в ответ хозяин.

На минуту воцарилась тишина. Ветер ненадолго успокоился, но потом с удвоенной силой принялся теребить скатерть. Все занялись едой, только Гош бросал поверх тарелки испуганные взгляды. Маркиз медленно жевал невкусный сыр и напряженно размышлял. Делабранш удивлял его. Кто он — этот смешной, неряшливый человечек? Маркиза не оставляла смутная догадка, что под столь неказистой внешностью в столь странном месте скрывается особа, в высшей степени незаурядная. Он чувствовал, что взгляд Делабранша пронизывает его насквозь, что Делабранш видит его прошлое, настоящее, а возможно, и будущее, раскладывает его на элементы и анализирует как явление.