Изменить размер шрифта - +
Он высекал на них одни и те же слова. Буквы, словно раны, сочились красным, и Джек вдруг понял, что Докуган Рю пишет кровью отца.

С пола послышался шорох, и мальчик прижал к груди тетрадь. К нему ползли четыре черных скорпиона, каждый — величиной с кулак. Они стали подниматься вверх по ногам. Ядовитые жала потрескивали во мраке…

— Ты идешь?

Джек вздрогнул и проснулся. Его разбудил голос Акико.

Он сел и протер глаза. В оконце комнаты лился яркий солнечный свет.

— Я сейчас… ты иди… — ответил мальчик, прерывисто дыша, и снова укрылся одеялом.

— Ты не болен? — спросила Акико из-за двери.

— Нет, все хорошо. Просто не выспался.

Впрочем, хорошего было мало. Ведь ему только что приснился очередной кошмар.

— Встретимся в Тё-но-ма, — поторопился добавить мальчик.

— Не опаздывай, — предупредила Акико.

В коридоре стихли ее легкие шаги.

Джек встал. После ужасного сна он чувствовал себя разбитым. Подумалось: а вдруг сон предупреждает о чем-то, как то видение с демоном и бабочкой? Правда, видение пришло во время медитации, а это был кошмар — что-то смутное и более примитивное. Джек решил: если такое повторится, он обязательно пойдет за советом к сэнсэю Ямаде.

Джек свернул футон, получше спрятав карты в складки матраса. Тайник никуда не годится. Нужно срочно поговорить с Эми, чтобы еще раз побывать во дворце. Только вот Джек никак не мог застать ее одну. Подруги, Тё и Кай, следовали за ней, как служанки. А кроме того, он еще не придумал, как бы заговорить с ней о визите во дворец, чтобы не открыть своей истинной цели.

Джек поскорее натянул ги, убедившись, что левая пола легла на правую. Наоборот запахивали одежду только на покойниках, и Джеку очень не хотелось так выглядеть. Он подпоясался белым оби.

Прежде чем отправиться на завтрак и первый урок, Джек подошел к бонсаю, стоявшему на узком подоконнике. Мальчик очень берег вишневое деревце — подарок Уэкия, садовника из Тоба. Оно напоминало Джеку о том, как добр был к нему старик тем первым летом. Мальчик полил деревце, осторожно подрезал веточки и удалил сухие листья. Этот ритуал всегда его успокаивал, и вскоре насмешливый голос из кошмара стих, стал шепотом в голове — только и всего.

Кое-где миниатюрные листики бонсая окрасились в золотистый и огненно-красный цвета. Приближалась осень. До первого снега, а значит, и отборочных состязаний Круга трех оставалось всего три месяца. Наставники заставляли тренироваться еще больше, упражнения становились все сложнее, и ученики работали из последних сил. Джеку было все труднее жить по такому распорядку.

Он заткнул за пояс боккэн и собрал волю в кулак — впереди ждал трудный день.

 

— Еще раз четвертое ката! — приказал сэнсэй Хосокава.

Ученики рассекали воздух боккэнами, повторяя упражнение. За утро они успели выполнить эти движения несколько сотен раз, но сэнсэю Хосокава все было мало.

Руки у Джека горели от напряжения, пот лился с него градом, а боккэн стал тяжелым, будто его отлили из свинца.

— Нет, Джек-кун! — остановил его наставник. — Киссаки останавливается в тюдан. Ты ведь хочешь рассечь живот противника, а не отрезать ему ноги.

Обычно Джек отличался на уроках меча, но теперь он еле поспевал за остальными. Руки не слушались, а боккэн так и норовил пройти мимо цели.

— Внимательней! — напустился на мальчика сэнсэй Хосокава. — Сколько можно тебе напоминать!

Он схватил Джека за руку и резким движением поднял его боккэн на необходимую высоту. Мальчик дрожал от напряжения.

— Эти ката — основа кэндзюцу. — Сэнсэй Хосокава обратился ко всем ученикам.

Быстрый переход