— С разбойниками.

— Но разбойников же ты прогнал.

Гостомысл оглянулся, — вокруг стояли дружинники, с интересом слушавшие разговор князей, — и умышленно громко проговорил:

— Разбойников-то мы прогнали из города, но дошли до меня слухи, что Готлиб остановился в истоках Невы и готовится снова напасть на город. Дело ожидается серьезное, потому что к Готлибу должна подойти помощь из Дании. Но так как они до сих пор не напали на нас, то, похоже, помощь к ним пока не подошла. Это и надо использовать, — изложил ситуацию Гостомысл.

Князь Вяйнемяйнен кивнул головой и рассудительно заметил:

— Врага надо бить, пока он еще не готов к войне.

Гостомысл вздохнул и тихо, так, чтобы никто не слышал, проговорил:

— Плохо, только что у меня дружина пока слабая. Старые-то дружинники разбежались, а новых мало. Да и нет у них опыта.

— Знаю я твою беду, — с сочувствием, так же тихо, проговорил князь Вяйнемяйнен, — новую дружину ты соберешь не раньше чем через год.

— А воевать надо сейчас, — сказал Гостомысл.

— Так, может, данов встретить в городе? За крепостными стенами малыми силами лучше обороняться, — сказал князь Вяйнемяйнен.

— Лучше. Но есть одна проблема.

— И какая же?

— Городские старшины не хотят меня иметь князем.

— Как это не хотят? Ты князь не по выбору старшин, а по рождению. Твои предки привели в эти края славян. Ты вождь племени, а не города, поэтому городские старшины не могут решать, быть ли тебе князем или не быть! — возмущенно проговорил князь Вяйнемяйнен.

— Мой отец был силен, но он не успел передать мне свою дружину и власть. Узнав, что дружинники отца ушли от меня, городские старшины решили, что настало время, когда они могут решать, кому быть их князем. Они поставили мне условия.

Князь Вяйнемяйнен вскинул голову.

— Какие еще могут быть условия?

— Я и моя дружина не можем судить горожан. Судить горожан должны избранные горожанами судьи. Я не могу собирать дань напрямую с горожан. Городские старшины сами будут собирать с горожан дань и отдавать мне положенную долю. Мне и моим дружинникам запрещается приобретать в собственность землю. И, наконец, я должен согласился с их правом приглашать себе князя, какого пожелают, а также изгонять князя, если он станет им неугоден.

— Это нарушение старых родовых обычаев! — с негодованием проговорил князь Вяйнемяйнен. — Неужели ты дал такое обещание?

— Собиралось вече, мои сторонники склонили народ на мою сторону. Требуемых старшинами обещаний прилюдно я не дал. Но старшины не унимаются. Бывший городской голова Богдан тому зачинщик.

— Проклятый хорек! — выругался князь Вяйнемяйнен.

— Но многие старшины колеблются, вот я и рассудил, — чтобы склонить старшин на свою сторону, я должен показать, что могу побеждать врага.

— Правильно, — сказал князь Вяйнемяйнен, — победа — лучший довод в свою пользу.

— Но в душе у меня большие сомнения, — признался Гостомысл. — Я могу погибнуть. Смерти я не боюсь, но детей у меня нет. Я не хочу, чтобы на мне прервался род словенских князей.

— Так уж случилось, что у меня не осталось сыновей, поэтому надежда на продолжение рода только на тебя и Кюллюкки. Гостомысл, ты мой зять. Дети твои и моей дочери будут моими внуками и продолжением моего рода. Кюллюкки здоровая девушка, а дурь из ее головы быстро выветрится. У вас обязательно будет много детей. Поэтому я обязан помочь тебе, — решительно сказал князь Вяйнемяйнен и встал, — пошли, объявим всем, что мы идем на врага вместе.

— Пошли, — сказал Гостомысл и поднялся.

На его лице сияла радость.