Небо не разлеталось огненным фейерверком, и у меня не было такого ощущения, будто я сейчас умру от счастья, познав, как чудесно женское тело,- ведь детские игры полны колдовских чар, лишь когда веришь в колдовство.
Сейчас мне кажется удивительным, что это могло длиться так долго. Элис знала о моих свиданиях со Сьюзен, но они ее как будто мало трогали.
– Она совсем ребенок,- сказала она мне как-то.- И скоро надоест тебе. Постарайся не причинять ей лишней боли. Вот и все, дорогой.
Тогда ее слова меня озадачили. Но с тех пор я многое понял. Она была уверена, что Сьюзен не выйдет за меня замуж, и в то же время не сомневалась, что сможет меня удержатъ. Она не собиралась растрачивать свои силы на припадки ревности и просто ждала неизбежного разрыва. Однако все произошло нескрлько иначе, чем она предполагала.
Я помню последний вечер перед началом перемен, как помнят бал накануне переворота, или пьесу, виденную за два часа до землетрясения. Было жарко, и я валялся в постели, ленясь одеться; в комнату вошла Элис в платье из черной тафты.
Шурша жесткой материей, она села рядом со мной.
– Застегни мне сзади пуговки, милый.
Щурясь, я исполнил ее просьбу, и мне казалось, с каждой золотой пуговкой, которую я застегиваю, я все теснее и теснее скрепляю себя с Элис.
– Ты бы лучше оделся,- сказала она.- Элспет может войти в любую минуту.
– Элис, одень меня.
– Ах ты, неженка! – радостно воскликнула она.- Ты в самом деле хочешь, чтобы я тебя одела?
– Зачем бы я тогда тебя просил?-Я обнял ее и вздрогнул от удовольствия, почувствовав прикосновение шелковистой тафты к своей коже.- Ну, одень же меня! Я хочу, чтобы меня баловали и нежили…
Она одела меня с ловкостью опытной сиделки. Я закрыл глаза, вдыхая родной запах ее тела и лавандовой воды, бодрящий, как солнечный свет за завтраком.
– Мне нравится, когда за мной ухаживают,- сказал я.
Она побледнела, и губы ее плотно сжались.
– Я не могу найти твои носки.
– У меня такое чувство, словно на моем теле остался след твоих рук. Просто удивительно…
Лицо ее вдруг искривилось, и, громко рыдая, она упала ничком на кровать.
– Я хочу заботиться о тебе, Джо. Я хочу ухаживать за тобой, стряпать тебе, чинить твои носки, чистить ботинки, одевать тебя, когда ты захочешь, рожать тебе детей…
– Я тоже этого хочу.
Она лежала, уткнувшись в мои колени, и не знаю, правильно ли я расслышал ее приглушенные слова: – Я слишком стара для тебя. Сейчас уже слишком поздно.
Я почуветвовал на моих ногах теплую влагу ее слез.
– Уедем куда-нибудь вместе,- сказал я.- Я не могу больше встречаться с тобой вот так. Я хочу спать с тобой – помнишь, как ты говорила?
– Эта жизнь сжигает меня.- Она придвинулась ко мне и крепко прижала мою руку к своему животу.- Я пуста. Я лежу ночью без сна и терзаюсь от этой пустоты. Я встаю утром и чувствую, что я совсем одна; хожу по Уорли и чувствую, что я одна; разговариваю с людьми и чувствую, что я одна; смотрю на лицо Джорджа, когда он дома, и вижу лицо мертвеца: когда он улыбается, или смеется, или хмурится, мне кажется, будто его дергают за разные веревочки или включается разное освещение…- Она горько рассмеялась и, стиснув мою руку, так глубоко вонзила в нее ногти, что показалась кровь. Разжав пальцы, она растерянно посмотрела на меня.- Что это со мной, истерика?
Я легонько встряхнул ее за плечи.
– Найди мои носки и поставь чай. Я люблю тебя.
– Да. Да, конечно.- Она разыскала носки под туалетным столиком и принесла их мне.- Я слезами омыла твои ноги,- сказала она и легонько коснулась их волосами.- Я слезами омыла твои ноги и вытерла их моими волосами.
Она надела мне носки и зашнуровала ботинки. |