В эту минуту со мной заговорила мать Сэлли, сверкая любезной улыбкой и драгоценностями.

– Моя несносная дочь пренебрегает своими обязанностями,- сказала она.- Разрешите мне представить вас нашим друзьям, Джо.- Краем глаза я видел, что Реджи увел куда-то Сьюзен, после чего минут десять передо мной, как в тумаие, мелькали незнакомые лица и невнятно звучали чьи-то имена. Мне запомнился студент-медик, какой-то молодой человек со сломанным носом, несколько мужчин неопределенного возраста – по-видимому, служащие фирмы «Карстейрс и компания», целый выводок молоденьких офицериков и, как мне показалось, не меньше сотни юных девушек в вечерних туалетах.

Те годы, когда мы получали пайки по карточкам, сейчас уже стерлись в памяти, но одно я помню твердо: люди тогда были вечно голодны. Не так голодны, как был я голоден в лагере для военнопленных, но голодны в том смысле, что не могли поесть вволю; голодны в том смысле, что съедали все без остатка; что им хотелось и мороженого, и ананасов, и жареного поросенка, и шоколада. Карстейрсы, принадлежавшие к миру дельцов, обладали, разумеется, большими возможностями, но угощение, приготовленное для нас в столовой, показалось бы чрезмерно обильным даже в нынешние дни: там были омары, пирожки с шампиньонами, анчоусы, сэндвичи с цыпленком, с ветчиной и с индейкой; копченая дичь с ржаным хлебом и салат из фруктов, слегка приправленный хересом; меренги, яблочный пирог, датский сыр, чеширский сыр, сыр-рокфор и с дюжину всевозможных тортов, разукрашенных кремом, шоколадом, фруктами и марципанами. Сьюзен с довольным, почти материнским видом наблюдала за мной, пока я ел.

– Куда это все вмещается?

– Очень просто,- отвечэл я с набитым ртом.- Нужно только иметь здоровый желудок и чистое сердце.

– У нашего Джо огромный аппетит решительно на все,- сказала Энн Барлби.- Будь он чуточку пожирнее, вылитый был бы Генрих Восьмой.

– Ты злючка,- сказала Сьюзен.- А мне нравится смотреть, как едят мужчины.

– Генрих Восьмой прославился не только своим обжорством,- сказала Энн.

Я рассмеялся ей влицо.

– Я пока еще никому не отрубил головы. И не был разведен, кстати.- Я улыбнулся Сьюзен.- Я однолюб. Для меня во всем мире существует только одна-единственная девушка.

– Которая же именно? – спросила Энн.- Тут так легко запутаться.

Лицо Сьюзен начала заливать краска. В эту минуту она была похожа на котенка, который ждал, что его погладят, а получил пинок. Ей не совсем было ясно, о чем идет речь, но она чувствовала, что меня всячески стараются поддеть.

– А мне всегда казалось, что вы предпочитаете женщин постарше,- сказала Энн.- Более зрелых, более soignee*.

Я поглядел на ее торчащий нос и тут только заметил, что на другом конце стола Джонни Роджерс о чем-то оживленно болтает с Сэлли. Внезапно я все понял.

– Я не слышал, что вы сказали, дорогая,- кротко проговорил я.- Ни единого слова не слышал.

Она сердито на меня посмотрела.

– Помоему, у вас очень хороший слух.

– Только не в тех случаях, когда я не хочу слышать.

Энн, не сказав больше ни слова, направилась туда, где сидел Джонни.

«Она знает слишком много»,- подумал я, и меня охватило предчувствие беды.

***

* Изысканных (франц.).

***

– Почему вы хмуритесь?-спросила Сьюзен.-Вы рассердились на меня?

– Что вы, конечно нет! Я просто задумался.

– О чем вы задумались?

– О вас. Я всегда думаю о вас.

– По-видимому, это совсем не доставляет вам удовольствия. Вы так страшно хмуритесь, словно замышляете убийство. Порой у вас бывает ужасно жестокое лицо, Джо.