— Встань и иди в храм, — сказал Танэ Пахау.

— Какой, к грязи, храм? — простонал я.

— Двенадцати Тысяч Создателей.

— Уважаемый, в храм я могу ползти только для того, чтобы там сдохнуть и вернуть свои грани в Сердце Дивии, как это делают все порядочные жители.

— Балагурить у тебя силы есть, да, язвительный юноша?

— Да.

Старец впал в то нервное возбуждение, которое вспыхивало в нём, когда я с ним спорил.

— Тебе надо в храм или пожалеешь. Мимолётное благоволение растворяется быстрее, чем моё «Толкование Равновесия» успевает понять, что тебя ждёт.

Я попробовал поднять руку, чтобы отогнать старца. Его морщинистое лицо с безумными глазами заслоняло весь мир.

— Уйдите.

— Не уйду. Я поклялся, что буду возле тебя до конца твоего Пути, злоречивый юноша.

— Вы понимаете, что я чуть не дошёл до этого самого конца?

Но старец не отступил:

— Встань и иди в храм, глупый отрок! Мимолётное благоволение улетучивается, пока ты болтаешь.

— Что ещё за мимолётное благоволение? Впервые слышу.

— Потому что ты невежественен, как все воины.

— И вы считаете, что оскорбления сделают меня умнее?

— Мимолётные благоволения заметить сложно, а упустить легко.

До меня дошло, что мимолётные благоволения — это какой-то отдельный вид благоволений. Это придало мне сил.

— Почему вы раньше мне ничего не говорили про них?

— Потому что я не видел, чтобы тебя, глупый юноша, посетило мимолётное благоволение.

К этому моменту беседы я уже разобрался, что лежал в нашей казарме. Судя по яркому свету из узких окон, разгар солнечного дня.

— Где все? Почему я с вами?

Танэ Пахау воздел руки:

— О, пытливый отрок, разве я неразборчиво сказал, что тебе нужно спешить в храм?

— Хорошо, хорошо, не нойте.

Я привстал на лежаке и посмотрел на свои руки. Кожу была тонкая и розовая, как у младенца. К ней страшно прикоснуться, казалось, что я могу ненароком проткнуть её и моё израненное тело вытечет через прорыв, как кетчуп.

Пощупал голову. Вместо прекрасных завитков здоровых и чёрных волос, которыми я гордился, обнаружил голый череп с пучками ломких горелых волосинок, торчащих тут и там.

— Сколько я был без сознания?

— День, ночь и половину сегодняшнего дня.

Танэ Пахау раскрыл мой сундук и выбросил оттуда одежду.

Я кое-как натянул тунику, которая оказалась старой и нестиранной. Движения давались мне с трудом, словно новая младенческая кожа была слишком натянутой. Попытка согнуться и обуть сандалию вызвали боль в сгибах ноги и локтей. Я боялся, что лопну, как жареная сосиска.

Старец схватил сандалии, надел на мои ноги и начал шнуровать. Верёвки больно впились в нежную кожу.

— Моё лечение ещё не закончилось, — сказал я. — Где Реоа? Где…

— У каждого свои дела, — отмахнулся старец. — Ты позже всё узнаешь. Но сейчас тебе…

— Да-да, хватит мне напоминать!

При поддержке старца я поднялся на ноги и сделал несколько шагов.

— Я провожу тебя в храм, — прошептал Танэ Пахау. — Хотя и поклялся всеми сторонами и лучами Луны, что не буду даже подходить к этим кощунственным строениям.

Интересное заявление. Ранее я не слышал от старца упоминаний того, что религия Луны каким-то образом враждовала с верой в Двенадцать Тысяч Создателей.

— Почему вы говорите шёпотом? — спросил я.

— Не хочу, чтобы другие услышали, что я священник, который умеет ухватывать мимолётное благоволение.

— Почему?

— Умение видеть мимолётные благоволения — это скрытое озарения сословия тех, кто назвал себя Помогающими Создателям.