Т о н я (покосилась на занавеску). Обыкновенно. Телевизор смотрю. Корову дою. Козу.

С о ф ь я  П е т р о в н а. Ох, Тоська, придется тебя замуж за лесника выдавать.

Т о н я. Выдай, если подходящего подберешь… Ладно, отдыхай. Мне еще надо козу подоить. (Идет к двери.)

С о ф ь я  П е т р о в н а. Удивляюсь, когда ты успела научиться всему.

Т о н я (усмехнувшись). Наберись мужества, мать, тебе еще многому удивиться предстоит.

Б а р м и н (из-за занавески, зовет). Антонина!

Т о н я. Хотя бы этому вот.

Б а р м и н. Антонина, воды!

С о ф ь я  П е т р о в н а (при звуке голоса Бармина вздрогнула, беспомощно оглянулась). Кто это?

Т о н я. Подай воды, мама. Он просит пить.

С о ф ь я  П е т р о в н а. Кто это — он?

Т о н я (не без некоторого злорадства, выходя). Твой муж.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Между первым и вторым действиями прошло четыре дня. В доме стало заметно уютнее: скатерть на столе, взамен вылинявших ситцевых — кружевные занавески на окнах. Солнечный день.

С о ф ь я  П е т р о в н а  с посудой в руках сидит на корточках возле раскрытой нижней дверцы буфета. В этой позе ее застало сообщение, окончание которого сейчас передают по телевизору.

Голос диктора: «…Вот перед вами фотография, сделанная сегодня утром. Анатолий улыбкой благодарит своего спасителя. Это восьмая сложная операция, проведенная молодым хирургом Петром Васильевичем Вострецовым в этом году. «Крылатый хирург» — так любовно говорят о нем в нашем городе. — После паузы: — Переходим к сообщениям из-за границы. Положение в Судане…»

С о ф ь я  П е т р о в н а (оставляя посуду на полу, по дороге к двери выключает телевизор, зовет). Тося!.. Тоська, иди скорее сюда!

Т о н я (появляется в дверях с охапкой дров). Слушаю, мой генерал.

С о ф ь я  П е т р о в н а (возбужденно). Догони его, скажи: только сейчас сообщили, что Анатолий спасен.

Т о н я (бросает дрова возле печки, подчеркивая первое слово). Он знает.

С о ф ь я  П е т р о в н а. Откуда он может это знать! (Поспешно накидывает на голову платок.)

Т о н я (словно оценивая). Нет, мать, возбуждение тебе не идет. Твоя поза — невозмутимость. Не следует ей изменять. Сними платок, растопи печь. (Не интересуясь, как Софья Петровна восприняла ее слова, поднимает с пола посуду, несет к столу. Как о ничего не значащем.) Эту новость привез полковник. Он продрался на своем вездеходе сквозь тайгу. Удивительно, как он не сломал шею, спускаясь с обрыва возле Черного ручья.

С о ф ь я  П е т р о в н а (заметно растерялась не столько от услышанного, сколько от тона, которым с нею говорит дочь).